Владимир Алеников - Звезда упала

Господин комендант Генрих Штольц будет им доволен. А значит, при случае отплатит ему той же монетой, услуга за услугу, так принято в их кругу.

Вера лежала в пустой палате, кормила грудью ребёнка. С удивлением и болью смотрела, как он сосёт из неё молоко, двигает своим крошечным ротиком, закрывая глазки и причмокивая от удовольствия.

Наконец малыш насытился, отрыгнул. Вера вытерла мальчика, пристроила его рядом с собой, напряжённо вглядываясь в личико сладко спящего малыша.

Вдруг, не выдержав, издала судорожный всхлип, резко отвернулась, еле сдерживая слёзы.

Почти в ту же минуту в коридоре раздались знакомые уверенные шаги, дверь в палату распахнулась, и на пороге появился сияющий Генрих Штольц.

— Поздравляю, моя дорогая! — по-немецки обратился он к Вере. — Ты у меня просто умница! Покажи-ка мне его!

Он осторожно взял спящего ребёнка на руки, с удовольствием поднёс прямо к лицу, нежно подул на него. Младенец открыл сонные глазки.

— Он блондин! И глаза голубые, как у тебя! — восхитился Генрих. — Я так счастлив, дорогая! Теперь, надеюсь, ты не будешь упорствовать? Ничто больше не помешает нам пожениться. Ты ведь не захочешь, чтобы сын рос без отца, не правда ли?!

Вера молчала, не в силах что-либо говорить, притворяться. Эта идиллическая картинка — счастливый молодой отец с ребёнком на руках — вызывала у неё чисто физическую тошноту.

Генрих заметил, что она побледнела, растолковал это по-своему.

— Не беспокойся, тебе сейчас нельзя волноваться, надо приходить в себя, набираться сил. Мы потом всё обсудим, у нас полно времени.

Он опять с гордостью уставился на младенца.

— Я бы хотел назвать его Дитрих в честь моего отца. Это полностью примирит старого ворчуна с тем, что его сын женится на русской, не правда ли, Дитрих?! Вера, ну произнеси хоть что-нибудь, скажи хотя бы — ты рада?

Вера молча кивнула, даже не попыталась изобразить улыбку.

— Я понимаю, тебе трудно сейчас говорить, — сочувственно сказал Генрих. — Молчи, молчи, дорогая!

Он наклонился над ней, по-прежнему держа малыша на руках, ласково поцеловал в лоб.

— Я вижу, тебя что-то беспокоит! Уверяю, тебе совершенно не о чем волноваться, за тобой будет специальный уход. Штефнер лично проследит за этим, не сомневайся. Если же ты волнуешься насчёт реакции твоих односельчан, то я обещаю тебе — пока ты сама не захочешь, никто не узнает о ребёнке. Больница расположена на отшибе, никого из русских, кроме твоей подруги Нади и нянечки, которой под страхом смерти велено держать язык за зубами, здесь нет. Так что не думай об этом… Тебе нужно поправляться, набираться сил, чтобы наш Дитрих рос здоровым и крепким!

Генрих снова с умилением воззрился на младенца. Он всё никак не мог привыкнуть к мысли, что это крохотное сморщенное существо — действительно его сын.

Ребёнок окончательно проснулся, захныкал, что-то его беспокоило.

Дверь палаты открылась, и вошла Надя.

— О, герр Штольц, извините, я не знала, что вы здесь, — смутилась она. — Поздравляю вас! Отличный мальчик!

— Благодарю, Надя! — тут же перешёл на русский Генрих. — Вера молодец! Мы гордиться этот ребёнок!..

Мальчик плакал всё громче.

— Разрешите, я заберу его, — предложила Надя. — Вере нужен покой.

— Да, да, конечно, — с явным облегчением согласился Генрих. — Возьмите ребёнок.

Надя подошла, ловко забрала у него младенца, что-то тихо зашептала, загугукала ему на ушко. Ребёнок внезапно замолчал, с любопытством уставился на неё.

Вера лихорадочно переводила напряжённый взгляд с одного на другого.

— Дай, я ещё раз взгляну на него, — попросила она срывающимся голосом.

Надя приблизилась.

Вера некоторое время пристально смотрела на мальчика, словно пытаясь навсегда запомнить его, потом медленно перевела взгляд на подругу. Их глаза встретились. Надя попыталась ободряюще улыбнуться, но улыбка вышла какая-то жалкая, неестественная. Она всё-таки жутко нервничала, руки, которыми она бережно сжимала малыша, еле заметно дрожали.

Надя ещё на секунду задержалась, давая Вере в последний раз взглянуть на ребёнка, проститься с ним, затем повернулась и вышла из палаты.

Вера неотрывно смотрела ей вслед.

Больше сдерживаться она не могла. На этот раз из глаз её безудержно потекли слёзы.

Генрих Штольц растроганно поглядел на Веру, с нежностью улыбнулся ей. Он лишний раз убедился, что не ошибся в этой молодой женщине. Она истинная, прирождённая мать, такая, какая и нужна его маленькому сыну.

Генрих подошёл, достал из кармана носовой платок, наклонился над Верой, стал заботливо вытирать её заплаканное лицо.

— Ты уже так сильно его любишь, дорогая! — бормотал он по-немецки. — Это так трогательно! Не волнуйся, всё будет хорошо! Я побуду с тобой ещё немного, хочешь?..

Наступил промозглый, тревожный вечер. Во дворе готовился к отправке медтранспорт с тяжело раненными немецкими солдатами. Их переправляли дальше, в город: небольшой дарьинский госпиталь уже не мог их всех вместить.

Надя вышла из дверей. Осторожно, убедившись, что на неё никто не смотрит, положила на землю в сторонке какой-то небольшой свёрток из старого тряпья.

Подошла поближе к грузовику, стала помогать санитарам перекладывать раненых с носилок в кузов. Улучив момент, когда рядом никого не оказалось, она быстро подхватила свёрток и сунула его туда же, поглубже.

Почти в ту же минуту санитары вынесли последнего раненого, закрыли борт кузова, задёрнули брезентовый полог. Один из них что-то крикнул водителю. Тот сел в кабину, рядом разместился автоматчик.

Мощно зарычал заведённый мотор. Надя с сильно бьющимся сердцем стояла рядом с грузовиком, судорожно размышляла, что делать дальше. Санитары всё не уходили, стояли, покуривая, о чём-то оживлённо переговаривались.

Шофёр высунулся из кабины, что-то крикнул.

Санитар ответил.

Надя в ужасе поняла, что грузовик сейчас тронется. В отчаянии кусала губы, бессмысленно озиралась по сторонам.

На втором этаже, в освещённом окне стояла, глядя на неё, баба Луша. Она подняла и опустила руку.

Наде показалось, что она то ли помахала, то ли благословила её.

Санитары наконец докурили, аккуратно побросали окурки в урны и, подхватив пустые носилки, ушли в здание.

Грузовик уже медленно подъезжал к воротам.

Надя бросилась за ним. Только у самых ворот, задыхаясь, догнала. Подпрыгнула, уцепилась за борт, изо всех сил подтянувшись, тяжело перевалилась через него.

Грузовик вырулил на дорогу и на развилке повернул в сторону леса. Ещё несколько секунд с верхнего этажа больницы можно было видеть свет его фар, а потом он полностью растаял в вечерней мгле.

Надя, по-прежнему прерывисто дыша, тряслась в тёмном кузове, нервничала, пыталась на ощупь определить, где лежит её драгоценный свёрток. В конце концов ей это удалось.