Михаил Толкач - Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

Вражеская мина влепилась в сарай, и крыша затрещала, подломились стропила. Немцы торжествующе закричали и поднялись во весь рост. Шаг. Другой. Смелости прибавилось. Ощетинился сарай, огненная полоса пуль прошила снег, прижала к земле пехотинцев. Выиграна еще минута….

Иван Карасев с лыжами на плечах, укрываясь за крутыми берегами Чернорученки, поторапливал товарищей, уводя их из зоны боя. Потом из леса они увидели разрывы мин вокруг сарая. В утренней тишине звонко частили автоматы на краю Большого Опуева…

А еще чуть позже Иван Карасев увидел, как развалился сарай после прямого попадания тяжелой мины.

– Эх! – стянули шапки. Помолчали…

Осторожничая, немцы приблизились к развалинам. Что-то там зашевелилось. Из гари и пыли показалась рука с гранатой – последний взрыв…

В том бою, как позднее узнали разведчики МВДБ-1, противник потерял шестьдесят три убитыми и до сотни ранеными. Советские лыжники повредили в Большом Опуеве два легких танка, три бронетранспортера и семь автомашин, подорвали два склада боеприпасов, сожгли одну передвижную радиостанцию.

Как фрагменты боев у Опуева, высвечивающие настроение советских лыжников, звучат сегодня воспоминания рядовых участников тех событий.

«Нам, бойцам, дана была команда: выбить из лесной деревни немцев, забрать из складов продукты и отправиться опять в лес, – пишет бывший десантник 2-го отдельного парашютно-десантного батальона МВДБ-1 М.Е. Градобоев из Кировской области. – У нас в роте имелось три вида стрелкового оружия: ручные пулеметы системы Дегтярева, автоматы ППШ – пулемет-пистолет Шорина (только у командиров), а у бойцов – самозарядная винтовка Токарева (СВТ). Капризная, черт ее подери: чуть густоватая смазка или же попал снег – затвор останавливается на полпути или же дойдет до места, а щелчка не получается. Что и произошло у меня в первом бою. Тут-то я пометал икру… Едва жизни не лишился. Спасибо, ребята не оставили в беде – полоснули по фрицам очередью из пулемета. После Опуева мы стали как одна семья, десантники то есть, кровью умылись…»

«К Малому Опуеву, прекрасно помню, приблизились в 2 часа ночи. Так нам было приказано. На опушке леса ждали возвращения разведчиков. Затем двинулись на лыжах лощиной. Огонь с обеих сторон был плотный. Немцы прятались за снежными валами по берегам речушки. Выбивали их с остервенением – откуда и сила явилась!.. Доходило до рукопашной – одолели. Начало светать. В стороне Большого Опуева все еще палили. Наши бухали из винтовок, а немцы из автоматов, будто лаяла комнатная собачка…

Гляжу, бегут друзья. Спрашиваю: «Куда?» Молчком чешут. У некоторых вещевые мешки уже раздулись. Снял лыжи, прислонил к ограде – и следом. Толкучка у деревенской избы – свет не видывал. Меня телами затащило внутрь. Достались мне галеты, полмешка набил. Кое-кто со злостью выбрасывал в простреленное окно круглые баночки из-под сапожного крема. Более разумные, вернее, городские ребята учуяли: это же шоколад немецкий!..

В утренних сумерках покидали Опуево. В той лощине, откуда начинали атаку, обнаружили десантника. Лежит в обнимку с радиорацией. Так и застыл сердешный… Такое оно, Опуево!..»

А вот бывшему десантнику, ныне прокурору Белохолуницкого района Кировской области, Петру Игнатьевичу Соболеву Малое Опуево запомнилось таким эпизодом:

«Разгромив гарнизон немцев, мы захватили продуктовый склад. Нагрузились до предела: как кто умел! Изголодавшиеся, мы, еще не дойдя до места сбора, группировались в лесу по 5–7 человек, разводили бездымные костерки, таяли в котелках снег. Закусывали. Подходили и те, кому ничего не досталось. Делились с ними, чем могли. И вдруг слышу знакомый голос: «Ребята, нет ли галет?» У меня еще кое-что было в мешке. Зову: «Иди сюда!» Под маскхалатом был мой земляк. Он первым узнал меня: «Петя Соболев?! Здорово!» – «Миша!» То был Пономарев из 4-го батальона. Учились когда-то в одной школе в деревне Малый Кунгур, а жил он в деревне Лимоново в четырех километрах от меня. Лет десять не встречались – и на тебе: в тылу врага оба!.. Много лет вспоминали потом ту нашу встречу, когда разломили сухарь на две половинки, когда едва брели с обмороженными ногами…»

И еще одно письмо, характеризующее неписаное правило, бытовавшее в среде десантников МВДБ-1 в период пребывания их в тылу 16-й немецко-фашистской армии в марте – апреле 1942 года под Демянском. Письмо из Кирова, от бывшего парашютиста Игната Ивановича Рублева.

«При наступлении на Малое Опуево меня ранило в левое плечо зажигательной пулей. Перевязку сделать некому – товарищи вели бой в темноте. Пока лежал, обморозил обе ноги. Потом верные друзья отыскали меня в снегу и на волокуше утащили в лес. А крови я потерял предостаточно, свет черным казался. Я просил ребят пристрелить меня и похоронить в сугробе. Наверное, в бреду был. А меня доставили на базу бригады. Позднее отправили на Большую землю самолетом…

Одна мысль меня точила: «Плен!» Боялся пуще смерти. И не только я – любого десантника спросите. При перелете к своим попали под обстрел. Ночью трассирующие пули, как фейерверк. И мотор заглох. Как заморозило сердце – каюк! Стук колес о землю, вернее, лыж. На миг потерял сознание, бахнуло в мозгу: «Плен!» Ни жив ни мертв. Слышу, русская речь – живем! Аэродромная палатка из брезента. Носилки. Теплые руки сестрицы. Горячий чай, ломоть хлеба. А душа все еще не разморозилась, все еще там, в тылу фашиста… Госпиталь невдалеке от Валдая. Утром в палатку зашла медсестра: «Где тут ночные старики?» Вот так номер! Нас к тому времени побрили, остригли, умыли… Не признала! Мне было 20, а в старцы попал… Кое-кто лишь не потерял в весе, а большинство по 20 кило сбросило!..»

Нашли. Подобрали. Довезли. Позаботились о жизни… И Рублев, и любой другой десантник, спасенный в ту суровую годину, убежден: «Так и должно быть!»

В мае 1985 года брат военного комиссара М.С. Куклина со своим сыном Михаилом побывали на местах боев десантников. В деревне Корнево Петр Сергеевич и Михаил встретили Зинаиду Михайловну Брянову. Старая женщина рассказала о том далеком и страшном времени оккупации.

Письмо И.И. Рублева, рассказы П.С. Куклина вернули меня к разговору с В.А. Храмцовым. Речь тогда шла о фронтовом братстве, неповторимом, вероятно, и в какой иной жизненной ситуации.

– На войне в воздушно-десантных войсках командир и боец в равной степени рискуют жизнью, особенно в тылу противника, – говорил Виктор Аркадьевич убежденно, с нажимом, как человек, вынесший свое убеждение из пекла жизни. – Такая общность судеб сближает, сплачивает офицеров и солдат в одну дружную боевую семью. Конечно, ступени служебной иерархии сохраняются: есть старшие и младшие, но возникает внутренняя спайка, единое братство десантников, не зависящее от званий и рангов. Похожая монолитность бывает в коллективах моряков. И честь тут превыше всего!.. Они – лучшие представители своего народа. Его защищают. Его чтят, не дают в обиду.