Роман Кожухаров - Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»

Тот сделал глоток и от неожиданности поморщился и зажмурил глаза.

– Уф… Так это ж коньяк! Хм, и неплохой… – выговорил Воронов, делая еще один, осмысленный, глоток из фляги.

– Не, это мы… – совершенно серьезно ответил Безбородько. – Это товарищ Кокошилов обнаружил… В комнате мы, ну, в квартире когда. По танку били… ну, по «тигру» когда… Товарищ первый номер дал очередь, а там как раз немец из люка вылез. Танкист… Так он его и положил прямо там на башню… А потом смотрит: там в комнате шкаф стоит. Ну, мы дверцу открыли, а там бутылки – какие хошь… Я и не видал таких в жизни. Ну, мы и взяли пару на память…

– Это не из тех ли бутылок Капустин в танк одну запустил? – спросил Липатов, снимая первый котелок и передавая его старшему лейтенанту.

– Та – знатная бутылочка, – кивнул Аникин, чувствуя, как горячая волна расслабляющего тепла стремительно покатилась по рукам и ногам, разливаясь по всему телу. – В той огня побольше будет. Хотя и это – ничего.

– Да… Забористая вещь… – кивнул младший лейтенант Воронов.

Его лицо практически сразу приобрело захмелевший вид. Натощак оно так бывает, да еще плюс усталость. Это вот Липатову все нипочем – хоть тебе маршевый переход в полсотни километров, а потом сразу изнурительный многочасовой бой. Выпьет после этого кружку спирта залпом и только крякнет, да присловье выдохнет: «Хорошо пошла». И ни в одном глазу. Одно слово – сибирская порода.

– Ящичному тоже надо оставить… – протягивая флягу Носенко, проговорил Аникин. – Боец сегодня геройски себя повел… Как думаешь, лейтенант? Эй, лейтенант?

Воронов уже свесил голову на грудь, наклонясь вперед, грозя нырнуть головой в костер. Липатов потянулся, чтобы растормошить младшего лейтенанта, но Аникин остановил своего замкомвзвода.

– Оставь, Липатыч… Лейтенант сегодня намаялся будь здоров. Пусть отдыхает. Только притули его на бок, а то, чего доброго, в костер упадет.

Липатов аккуратно толкнул Воронова в плечо, и он в той же ссутулившейся позе послушно наклонился на бок, упершись в кирпичную кладку, бывшую еще недавно стеной-перегородкой в комнате.

– Давай, артиллерист, не стесняйся. Заслужил! – подбодрил старший лейтенант ящичного.

Приняв флягу, тот подготовительно выдохнул и, приложившись к горлышку, влил в себя приличную порцию благоухающего содержимого. Затем, взяв секундную паузу, Носенко уткнулся носом в рукав шинели и бодро вернул флягу хозяину.

– Ишь ты… и тут не растерялся! Молодец! Верно действуешь! – похвалил его Липатов, товарищески хлопнув по плечу. – Давай налегай на супец. Знатный получился супец, ничего не скажешь.

– Носенко, если не ошибаюсь? – спросил его Аникин.

– Так точно, товарищ старший лейтенант!.. – отставив котелок и ложку, с набитым ртом пробубнил ящичный.

– Да оставь ты свои «так точно»! – перебил его Аникин. – Звать тебя как, артиллерист?

– Толик… ну, в смысле Анатолий… – ответил парень, уплетая из котелка за обе щеки.

Казалось, что он не в силах остановиться или хотя бы на секунду прервать этот процесс.

– Ты сегодня действительно молодец! И не зря сегодня в штабе роты я младшего лейтенанта поддержал насчет награды. Имеешь награды?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант… – ответил артиллерист.

– Ну вот, к «За отвагу» тебя представят, – кивнул Аникин. – От майора нашего представление побыстрее дойдет, чем от капитана вашего из полка. И еще не факт, что он обещание свое выполнит. Верно, Липатыч?

– Как есть верно… – кивнул замкомвзвода, тоже вовсю приобщаясь к дымящемуся и ароматно пахнувшему из котелка супу. – Парень заслужил. Смело действовал… Молоток, Толик!..

– Так я что… не я один… – стушевавшись, забормотал ящичный. – Все смело. У меня в расчете должность такая. Ящичный я. Подкатила «полуторка» из артснабжения, я бегом выгружаю ящики с боеприпасами. Это моя работа в расчете. И тут как-то… само собой сработало. Товарищ младший лейтенант все время занятия с нами проводил…

– Это ты верно говоришь… Правильно… – кивнул Аникин. – Скромность украшает. Но медаль ты заслужил, и тут нечего спорить. Тем более со старшим по званию…

Слова его прервал нарастающий рев. Мины одна за другой стали рваться на набережной. Взрывы вставали сплошной волной огня и дыма, которая стремительно покатилась в сторону линии разрушенных домов.

– Прячься! – истошно крикнул кто-то, и крик его потонул в реве, грохоте вздыбившейся и заходившей ходуном земли.

Пока бойцы, бросив еду, суматошно искали укрытие, Аникин пробрался к самому краю каменной гряды, обозначавшей угол крайнего от набережной дома. В сгущавшихся сумерках весь противоположный берег от реки и дальше вглубь вспыхивал и колыхался нескончаемым морем красных огней. Воздух до краев заполнился грохотом артиллерийской канонады и ревом десятков минометов.

Как выяснилось позже, когда вечером в расположение роты прибыл вестовой из штаба с приказом готовиться к переправе, намеченной на предутреннее время, фашисты предприняли контратаку. В бой со стороны парка Тиргартен, расположенного к юго-западу от Рейхстага, были брошены пехота, танки и самоходки.

Вся Королевская площадь, нашпигованная зенитными и артиллерийскими расчетами, бронеколпаками и врытыми в землю «фердинандами», оказывала огневую поддержку контрнаступлению. Как передали с южного берега связисты корпусного штурмового отряда, в район Рейхстага накануне на самолетах были доставлены и выброшены на парашютах немецкие морские пехотинцы. И теперь они тоже участвовали в контрнаступлении, пытаясь выбить передовые отряды советских воинов с плацдарма на южном берегу Шпрее.

Штурмовой отряд, с ожесточенными боями сутки назад сумевший пересечь мост, теперь одну за другой отбивал атаки врага, отчаянно сражался у «дома Гиммлера» и на улице Мольтке, ведущей прямиком к мосту.

От этого смертоносного вала штрафников отчасти уберегло то, что они заняли хорошие позиции, прикрывшись со стороны реки толстыми стенами домов, разрушенными на верхних этажах, но выстоявшими в основании благодаря своей толщине и добротности.

Решающую роль в отсутствии потерь личного состава в аникинском взводе сыграл своевременный ответ наших пушкарей. Первая волна немецкого обстрела, только-только набрав силу, вдруг схлынула, а вернее, была сбита ответным ударом дивизионной и полковой артиллерии. Удар этот нанесли выверенно и расчетливо, что вкупе с ураганной скоростью и массированным одновременным началом работы сразу с нескольких десятков позиций тут же принесло эффективные результаты.

В этом ответе наглядно проявилась филигранная слаженность в работе групп артиллерии, к которой потом и кровью, ценой потерь долгими месяцами упорных боев шли «боги войны». Первый же залп был произведен не наобум, не на ощупь, а по свежим, только что уточненным данным.