Александр Лысёв - Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой

– Кладбище? – удивленно переспросила хозяйка. Не понять хоть и слегка старомодного, но прекрасно поставленного в свое время немецкого Маркова она не могла и была удивлена именно характером вопроса.

Капитан попросил подробно объяснить ему туда дорогу. Женщина рассказала. Поблагодарив, Марков инстинктивно закончил разговор легким полупоклоном, чем снова вызвал пристальный взгляд хозяйки. Уже выходя из комнаты, машинально задержался еще перед одной настенной фотографией. На ней статный молодой лейтенант в кайзеровском мундире и пикхельме с достоинством облокотился о спинку резного готического кресла. В кресле сидела, склонив голову, красивая девушка в белом платье с розой в руке. На карточке было выведено золотистой вязью с завитушками: «Потсдам, 1912». С поправкой на возраст Марков признал в девушке и лейтенанте хозяйку и полковника вермахта из первой фотографии на каминной полке. Губы хозяйки чуть дрогнули.

– Извините, – поспешно сказал Марков и вышел на улицу.

С заднего двора на кухню ввалился сержант Куценко. Зашвырнул в раковину окровавленный нож. На дворе стояла тишина – с поросенком было покончено. Свин даже не пикнул.

– А ну, мамаша, дай пройти. – Вытерев грязные окровавленные руки о висевший на крючке кухонный передник, сержант протиснулся между немкой и лейтенантом Чередниченко. Хозяйка так и остолбенела, уставившись на передник, и, казалось, потеряла дар речи. Чередниченко поспешил следом за сержантом.

– И чего товарищ капитан с ней возится? – закуривая трофейную сигарету, произнес Куценко.

– Старая школа, – уважительно произнес Чередниченко.

– Да уж, давно заметил. – Выпуская дым через нижнюю губу, покивал в ответ сержант и значительно поглядел на собеседника. – Ладно, пойду гляну, где у этой ведьмы сковородки…

Чередниченко всплеснул руками и прыснул беззвучным смехом в собранные лодочкой к лицу ладони.

Городское кладбище располагалось на живописном холме. Снаружи по периметру каменной оштукатуренной ограды были посажены вековые дубы. Грузовик подогнали прямо к кованым чугунным воротам. Куценко сам попросил оставить его на хозяйстве. Проводив отъезжавший от особняка «Опель», сержант отвинтил крышку трофейной фляги в суконном чехле и, сделав приличный глоток, отправился на кухню. Остальные разведчики были сейчас тут, на кладбище. В маленькой мастерской, совмещенной с домиком кладбищенского смотрителя, обнаружили свежеструганый сосновый гроб. Немец-старик в клетчатом пледе, наброшенном поверх потертого пиджака, указал место и отошел на приличное расстояние. Понурая овчарка, такая же, наверное, старая по собачьим меркам, как и ее хозяин по человеческим, медленно подошла к смотрителю и устало улеглась у его ног. Старик маячил в отдалении, худой и прямой, как палка, все время, пока солдаты копали могилу. Старшину похоронили рядом с роскошным надгробием из черного мрамора, под которым, судя по надписи, уже сорок лет покоился некий Курт Майер.

«Мужу, отцу, дедушке и прадедушке», – перевел лейтенант Чередниченко, бравший у Маркова уроки немецкого.

– Ого, восемьдесят лет прожил! – позавидовал Курту Майеру Пашка Клюев, прочитав даты жизни на обелиске.

– Старшина в два раза меньше, – буркнул Фомичев, надписывая химическим карандашом фанерную табличку.

– По нынешним временам неплохо, – философски заметил Быков.

– Да чего ж хорошего?! – подивился молодой солдатик Вася Бурцев.

– А ты попробуй, проживи, – как эхо, отозвался Быков. И, отвернувшись, начал вычищать о цоколь прихваченную с грузовика большую саперную лопату.

– А чего, и вправду не так уж и плохо, – неожиданно принялся развивать тему Фомичев. – Не без вести пропал, и то слава Богу. Семья хоть денег получит. Да еще и схоронили в гробу…

– Ему без разницы, – обронил кто-то.

– Это точно. Только неизвестно, как и где нас зароют. – Фомичев воткнул готовую табличку в свеженасыпанный холмик. Оглядел всех собравшихся и добавил: – Да и зароют ли вообще…

– Харе, Игнат, и без тебя тошно, – раздался голос еще одного из разведчиков.

На обратном пути Чередниченко практиковался в иностранном языке путем чтения надписей на надгробиях. За немецкими фразами обычно тут же следовал в исполнении лейтенанта перевод.

– «Der Tod findet schon eine Ursache», – прочитал Чередниченко на одном из надгробий ближе к выходу. – Это что значит, товарищ капитан?

– «Смерть уже ищет причину», – машинально с ходу перевел Марков.

Разведчики остановились как вкопанные. Паша-Комбайнер поперхнулся и закашлялся. Фомичев судорожно сглотнул. Вася Бурцев быстро-быстро захлопал глазами.

– Давай, лейтенант, завязывай, – глухо проговорил Быков и, шагнув за ворота, закинул лопату в кузов грузовика.

С затянутого тучами неба стал накрапывать мелкий дождик. Все забрались в машину. Марков сел на свое место рядом с водителем. «Опель» начал медленно пятиться задним ходом в сторону перекрестка. Закрыв створки кладбищенских ворот на цепочку, взглядом провожал машину старик-смотритель. Овчарка подошла и легла у его ног, положив голову на лапы. Пока не развернулись, Марков долго наблюдал за ними в пробитое пулями ветровое стекло…

Вечером всей командой ели поросенка. Куценко нажарил свинины в нескольких огромных сковородках, выставил на стол прямо в гостиной хозяйский хрусталь. Надо полагать, без спроса. Марков распорядился назначить часовых.

– Надо бы еще в батальон съездить, – озабоченно проговорил Куценко. – Мы довольствие три дня не получали.

– Съездим, – поддержал Марков. – Только чтобы караулы были всю ночь. Ясно?

Несколько секунд Марков буравил сержанта взглядом, пока тот не начал чуть ли не физически съеживаться за столом прямо на глазах.

– Ка-ра-улы! – раздельно повторил капитан. – Лейтенант Чередниченко, проследите!

– Есть! – чертиком из табакерки подскочил Чередниченко.

– А теперь можете получить продукты.

– Быков, за мной! – направился к выходу лейтенант.

– Махни на дорожку, – придержав ефрейтора за рукав, шепнул ему Куценко, как шахматной фигурой на доске, двигая по столу наполненной мельхиоровой стопкой.

– За рулем не пью, – отрезал водитель «Опеля».

Через час Чередниченко с Быковым благополучно вернулись. Раздали всем хлеб, консервы и сухари по распоряжению Маркова убрали в два потертых вещмешка как неприкосновенный запас. Сегодня в центре внимания была жареная свинина. Куценко исхитрился еще где-то достать картошки. Вполне возможно, что в хозяйском погребе. Марков разрешил выложить на стол четыре фляги.

– Дык, товарищ капитан, закусон-то мировой, – робко попытался увеличить ставку Куценко. И тут же потупился под пристальным взглядом серых глаз – все знали, что спорить с командиром бесполезно. А ослушаться втихаря никому и в голову бы не пришло. Так уж в подразделении повелось. И дело было не только в соблюдении буквы устава…