Владимир Першанин - Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»

Пули не пробили броню, но ударили по ней, словно отбойный молоток. Водителя оглушило. Одна из пуль влетела в узкую смотровую щель, сплющилась и больно шлепнула горячим лепестком пулеметчика. Зашипело пробитое колесо, броневик стал крениться на один борт. Машина не вышла из строя, водитель закончил маневр, но время было утеряно. Башенный пулемет ударил вслед русским с опозданием, а солдаты с винтовками пригнулись, спасаясь от ответного огня.

Спустя несколько минут они спустились вниз. Русский капитан был мертв. Один из саперов разобрал на удостоверении должность – командир штрафной роты. Значит, на этом участке воевали штрафники. А может, у Советов вообще не осталось нормальных солдат? Второй русский, судя по знакам отличия, рядовой, тяжело раненный, со страхом ждал своей участи.

Саперы открыли затвор его винтовки, понюхали казенник, пахло свежей пороховой гарью. Ивану Межуеву задали несколько пустых вопросов, которые он не понял, но на всякий случай закивал головой. Саперы собрались в кружок, закурили и стали неторопливо обсуждать, что делать с пленным.

У Ивана были перебиты ноги выше колен, вытекло много крови, надеяться было не на что. Но, как и многие в такой ситуации, он верил в чудо. Например, подойдет добрый немецкий офицер, прикажет перевязать его и отвезти в госпиталь.

Вместо доброго офицера к товарищам спустился обозленный пулеметчик. Рассказал, что пробило переднюю шину, а заменить ее нечем – продырявило и запасное колесо. Так что, нечего здесь прохлаждаться, надо помогать водителю. Минуты две препирались, кому следует добить русского. Вызвался солдат помоложе, снял с плеча винтовку, остальные отошли в сторону. Хлопнул одиночный выстрел, Иван Межуев вытянулся и застыл. Спустя полчаса залатали пробитое колесо, броневик укатил.

Енотаевка – село над Волгой, на полпути между Астраханью и Сталинградом. Кому-то это место покажется беспросветной глушью, а для кого-то это родина. На сотни верст тянется степь, здесь начинается зона полупустыни. С обрыва видна широкая река, желтый пойменный лес, озера. В октябре в ясные дни Волга отражает синее небо, но все чаще погода становится пасмурной. Ветер с Каспия поднимает барашки волн, летят сухие листья, а вдоль улиц поселка несется облако пыли. Строевого леса в здешних краях мало, дома строят небольшие. Зато много места, улицы широкие, хватает земли для обширных огородов.

Борис Ходырев сидел на лавочке у края обрыва, разглядывал лес, неторопливо курил. С обеда получил увольнение, договаривались пойти вместе с Маневичем, но лейтенанта придержал Елхов. После гибели Митрохина и выхода из окружения бывшего комбата все же поставили командиром штрафной роты. Он подчинился и полностью погрузился в дела. Как и покойнику Митрохину, новому командиру пообещали майорское звание. Степан Матвеевич презрительно фыркал:

– Один уже получил.

Ходырева отпускал в увольнение с неохотой – чего болтаться без дела?

– Если выпить захотел, – сказал ротный, – то вечером сто граммов получишь. Или двести.

– При чем тут выпить? – поморщился Ходырев. – Хочу прогуляться, глянуть, как нормальные люди живут.

– Приключения ищешь? Ну-ну.

Елхов был прав. Как и всякий солдат, Борис рисовал себе в увольнении всякие приятные картины. Например, встречает красивую молодуху, живет одна (в крайнем случае, с ребенком), завязывается оживленный разговор, женщина просто сражена остроумием парня, приглашает к себе в гости, они садятся за стол и так далее до самого утра.

Однако люди занимались делами, на сержанта в начищенных сапогах никто не обращал внимания. Ходырев увидел возле почты высокую девушку и задал ей пустяковый вопрос. Девушка ответила, и Борис решил взять быка за рога.

– Вас как зовут?

– Вера.

– А меня Борис.

– Очень приятно.

– И мне тоже, – расшаркался Ходырев. – Хочется после боевых дел пообщаться с красивой девушкой. Вы не торопитесь?

Оказалось, что девушка занята какими-то делами, но готова их отложить. Все начиналось неплохо, но Бориса подвела простота. Когда Вера спросила, есть ли у него подруга, он ляпнул, не подумав:

– Вообще-то есть.

– Чего же вы к другим тогда подходите? – насторожилась Вера.

Ходырев растерялся, стал объяснять, что встречались просто так, а та подруга давно не пишет и, наверное, его забыла. Получалось неубедительно. Вера отставила ногу в блестящем ботике и заявила:

– Почему вы так плохо думаете о девушках? Надо верить людям. Возьмите и напишите ей письмо, если у вас настоящие чувства, все наладится.

– Какие там чувства, – топил сам себя Борис. – Мы всего-то два вечера встречались, а затем меня в армию забрали.

– Значит, и ту девушку обманывали. Легкомысленный вы человек, а еще комсомолец! Стыдно таким быть.

На этом знакомство закончилось. Вера пошла по своим делам, раздосадованный Борис со злостью рассуждал: «Во, дылда принципиальная. На кой черт такая сдалась!» Вскоре его остановил патруль. Младший лейтенант долго проверял документы, а лопуховатые помощники моргали и переступали с ноги на ногу.

– Вот ты штрафник, а шляешься по улице, – строго сказал младший лейтенант.

– Я не штрафник. То есть бывший штрафник.

– Какая разница, бывший или настоящий. За что в штрафную роту попал?

– За самовольный уход из части.

– Дезертир, значит?

При этих словах помощники-лопухи перестали топтаться и взялись за ремни винтовок. Ходырев коротко рассказал свою историю, но младший лейтенант, не нюхавший пороха, ему не поверил. Тем временем собрались зеваки и стали громко переговариваться. Звучали несправедливые, обидные слова: «Дезертира поймали… воевать не хочет… вот гаденыш». Лишь одна женщина пожалела Ходырева и сказала: «Он дурачок еще, не понимает ничего. Вы его строго не наказывайте». Наверное, Бориса отвели бы в комендатуру, но невесть откуда появился старшина Глухов с каптером.

Держался он уверенно, хотя и сам в прошлом являлся штрафником. Младший лейтенант даже не догадался проверить у него или каптера документы. Старшина повел разговор с патрулем на равных, даже нахально, и заявил, что забирает Ходырева.

– Он не в самоволке? – уточнил младший лейтенант.

– Нет. Отпустили размяться, а он без толку шатается. Балбес.

– Балбес, – согласился командир патруля. – Забирайте, некогда мне с ним возиться.

– Спасибо. Я его воспитаю.

Ходырев задохнулся от обиды. С вороватого старшины сняли приговор просто так, без особых заслуг. А Борис сходил в атаку, чудом выжил, затем участвовал в успешном рейде. А когда рота выходила из окружения, то вместе с покойным капитаном Митрохиным прикрывал отход. У него три убитых фрица на счету, вину свою искупил полностью. Все это он выложил Глухову. Тот лишь посмеивался.