Сергей Михеенков - Встречный бой штрафников

Вечером, когда стемнело, Шура обошла все комнаты, проверила на окнах светомаскировку. Спустилась на кухню, зажгла настольную лампу и открыла книгу, которую ей перед уездом на фронт подарил сын хозяйки. Это было берлинское издание «Трех мушкетеров» Александра Дюма. Когда Арним принес ей эту книгу, она взяла ее, прочитала название, потому что этот неожиданный подарок должен был что-то означать, и, не поднимая глаз, кивнула в знак блгодарности и сказала:

– Эту книгу я читала по-русски.

– Что ж, теперь прочитаешь по-немецки. И дай бог, чтобы настало такое время, когда ты сможешь прочитать эту книгу и на языке оригинала – по-французски. Возможно, почувствуешь разницу. У тебя хорошо получается. Но здесь, в Баденвейлере, тебе не стоит разговаривать на улице, с местными, особенно с крестьянами, приезжающими из деревень. Разговаривай с мамой, с почтальоном. У них правильное произношение. Но не смей разговаривать с Гальсом! У него ужасный швабский акцент! – В его глазах играла улыбка.

Шура взглянула на него и тут же опустила глаза. Разговаривая с ним, Шура старалась не смотреть ему в глаза.

Он был другим немцем. Не кричал, не топал ногами. Напротив, она чувствовала, что он хотел разговаривать с нею как с равной. Ведь он всего на четыре года старше ее. Они могли учиться в одной школе, и тогда он для нее был бы всего лишь старшеклассником. Но она знала и другое: она здесь в неволе, в работницах, ее насильно разлучили с семьей, везли сюда, как скотину, а потом выставили на бирже, как рабыню. Она знала, что думают о русских немцы. Доброе отношение фрау Бальк и ее сына тоже может измениться в одно мгновение, если она допустит какую-либо оплошность. Поэтому лучше вести себя так, как предписывалось.

– А почему ты прячешь глаза? Когда ты разговариваешь, разве тебе не хочется посмотреть в глаза собеседнику?

– Хочется, – кивнула она, но глаз не подняла.

– Так в чем же дело?

– Нам так приказано.

– Какая нелепость!

– Если мы нарушим это правило, то будем жестоко наказаны.

Он что-то сказал скороговоркой. Что именно, Шура не поняла. Возможно, какое-нибудь ругательство на местном наречии.

Перед уездом Арним Бальк, видимо, сам читал «Трех мушкетеров». Рассматривая иллюстрации и невольно сравнивая их с рисунками из русского издания, Шура нашла заложенную между страниц закладку. Это был театральный билет городского театра на спектакль «Фауст» Гете. Почему он хотел, чтобы и она прочитала эту книгу?

Иллюстрации немецкого издания несколько отличались от тех, которые она помнила по книге, которую брала в школьной библиотеке. Фигуры и лица мушкетеров и дам в русской книге были более утонченными, а позы более изящными. Здесь же и д’Артаньян, и его верные товарищи, и госпожа Бонасье выглядели как-то слишком обыденно и даже грубо. Должно быть, это различие можно было объяснить той разницей, с которой русские и немцы воспринимали французов и их общую историю. Немцы и французы часто воевали. И в этой войне, которая теперь перекинулась и на Россию, и на Африку, и на Тихий океан, немцы больше всего гордились быстрой победой над французской армией. В истории России тоже была война с Францией. Поход Наполеона, сожжение Москвы. Но такой ненависти к французам не осталось.

Многие французы из числа военнопленных работали на заводах и в различных мастерских Баденвейлера. Даже в санатории на термальных источниках, куда прежде имели допуск только немцы, работала теперь группа французских военнопленных. Выглядели они значительно лучше, чем русские, которых немцы держали в другом бараке, на краю города, у реки, где всегда дули ветра и было холодно, сыро. Барак не был приспособлен для проживания в нем зимой, не имел печей. Как там теперь, в декабрьские холода, выживали военнопленные, Шура не представляла.

Декабрь на юго-западе Германии был конечно же не таким холодным, как в России. В Прудках, в ее родной деревеньке на границе Смоленской и Московской областей, сейчас, наверное, все завалено снегами. И морозы стоят под тридцать, так что ночами слышно, как на пруду лопается лед. Снегом укрыты поля, опушки, луга, и лес вдали, за белым сияющим полем можно разглядеть не всегда. Случаются дни или утра, когда лес покрывается таким пушистым инеем, и тогда он теряется в пространстве и горизонт словно раздвигается, уступая такому простору, от которого захватывает дух. Как будто Прудки – это центр вселенной, а остальной мир далеко-далеко.

Странно, она читала книгу по-немецки, в ней рассказывалось о юге Франции и Париже и написана она была французом, а перед глазами стояла заснеженная родина и заиндевелая дверь в землянку. Писатель рассказывал увлекательную и веселую историю о приключениях своего героя, но на душе было невесело.

И все же Шура настолько увлеклась чтением, что не заметила, как погода за окнами изменилась. Облака ушли за холмы, поросшие хвойными и буковыми лесами, выглянуло солнце. Снег тут же начал исчезать. В России так бывает в октябре, когда землю засыпает первой желтоватой, будто пропитанной молоком, крупой.

Шура стояла у окна и смотрела на дальние горы, когда на пустынной улице появился человек, одетый так, как одевались французские военнопленные. Шура сразу узнала его. Это был парикмахер, с недавних пор работавший в парикмахерской в конце их улицы. Немцы проводили мобилизацию за мобилизацией, выгребали из городка всех мужчин призывного возраста, кто мог носить военную форму и держать в руках оружие. На фабриках и в мастерских за станками места немцев занимали бельгийцы, поляки, французы, русские. В последнее время прибывали вольнонаемные рабочие из Швейцарии. Правда, условия их работы и пребывания здесь были совершенно иными. Швейцарцы жили так же, как и немцы. Кое-какие послабления власти вынуждены были ввести и для остовцев. Уже можно было более свободно ходить по улицам города. В выходные дни разрешалось посещать кинотеатр, гулять по роще. Можно было на день наняться на работу к бауэрам, чтобы в оплату получить побольше еды. В ост-лагере кормили по-прежнему впроголодь. Французские и бельгийские военнопленные получали продуктовые посылки из Международного Красного Креста. И некоторые продукты у них можно было купить гораздо дешевле, чем по продуктовым карточкам в здешних магазинах.

Парикмахер подбежал к почтовому ящику и что-то торопливо сунул в него. Почту так не разносят, сразу заметила Шура. Она решила дождаться темноты и достать из ящика то, что бросил туда парикмахер-француз. Чуть позже появился почтальон. Он поставил возле фонарного столба свой велосипед и опустил в почтовый ящик газету. Это был очередной номер «Фелькишер беобахтер». Фрау Бальк не состояла в нацистской партии, но партийную газету выписывала уже многие годы. В подвале лежали целые кипы, перевязанные шпагатом.