Алексей Ивакин - Десантура-1942. В ледяном аду

– …Я ей кричу – уходи, мол, уходи! А она кричит, планшетку заберу только. А в глазах ни слезиночки. Сухие глаза-то. А лицо белое, белое.

– Боец, ты мне не стихи читай, а доложи, почему на помощь не пришли? – Жук сидел у костра и старался строго смотреть на бойца. А на душе у капитана скребли кошки. К мужским-то смертям на войне привыкнуть сложно, а уж к девичьим-то…

– А она маскхалат лейтенанту разорвала и кричит: «Помогите кто-нибудь!» Мы только встали, а тут немец минами начал кидаться. Видать, развернулись как раз. И первым же разрывом… Я голову-то приподымаю – нету их. Только яма черная дымит. Ну, шапки поснимали и батальон догонять.

Жук покивал, задумчиво посмотрел на свои руки, зачем-то повертел ими…

– Вот и все, товарищ капитан.

– Иди, Александров, иди.

Потом комбат встал. Посмотрел в ночное небо. Захотелось завыть на луну. Но он пересилил себя и, скрипя мокрыми валенками по снегу, отправился обходить свои роты, вернувшиеся на старую базу, что на болоте Невий Мох.

По официальным данным:

Довгаль Екатерина Ивановна, техник-интендант второго ранга, переводчица, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, пропала без вести 27.03.1942 в районе деревни Пекахино Демянского района Ленинградской области. Мать – Довгаль Анастасия Лукинична. Домашний адрес: Ярославская железная дорога. Станция Икша. Поселок Ртищево, дом 11.

По воспоминаниям выживших десантников, ее звали Наталья. Звание – техник-интендант третьего ранга.

Олешко Дмитрий Михайлович, младший лейтенант, командир взвода первого батальона, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, убит 27.03.1942 в районе реки Полометь. Призван Щербиновским РВК. Отец – Олешко М.Д. Домашний адрес: Краснодарский край, Щербиновский район, г. Щербиновка.

В тысяча девятьсот девяносто девятом году Митю Олешко и Наташу Довгаль нашли поисковики из Кировской области. Вместе. В одной воронке. Она так и лежала на нем сверху, прикрывая от осколков.

Перезахоронены в городе Демянске Новгородской области.

Коса у нее длинная была… Сохранилась, да…

– Перед атакой Игожево я решил отомстить Гринёву, – продолжал Тарасов. – Он сорвал атаку на Добросли – пусть под Игожево отдувается сам. Бойцов у него было около пятисот на тот момент. Мог справиться. А мы ударили на Старое Тарасово.

– Погодите, господин подполковник, вы же говорили, что Гринёв пропал под Доброслями? – наморщил лоб фон Вальдерзее.

– Да? Простите, у меня плохая память на даты. Лично я его не видел после Доброслей. Может быть, он исчез позже, а, может быть, двести четвертой под Игожево командовал комиссар Никитин. Мне не докладывали.

– Понятно… Между прочим, под Игожево ваши атаковали относительно удачно, а вот под Старым Тарасовом, ваша атака опять не получилась. Почему? Объясните сей момент!

– Ну я же говорил, что был фактически отстранен от командования бригадой. Полковник Латынин…

– Фактически. А формально?

– Формально с меня никто ответственности не снимал. Я понимал, что по возвращении в советский тыл мне грозил трибунал. И расстрел, по законам военного времени. В таких случаях всегда ищут козлов отпущения.

Обер-лейтенант задумался. А потом задал неожиданный вопрос:

– Кто же, по-вашему, господин подполковник, истинный виновник провала операции?

– Относительного провала, герр обер-лейтенант! – самолюбиво прищурился Тарасов. – Все-таки наши бригады нанесли вам урон, и урон порой немалый. Тридцатая пехотная дивизия была фактически заперта нами, когда мы блокировали дорогу у Малого Опуева. Уничтожены десятки гарнизонов, складов с боеприпасами, вооружением. К сожалению, мне неизвестны потери ВАШИХ войск.

– Обычные потери, господин подполковник. Неизбежные на войне, – пожал плечами обер-лейтенант.

– Неизбежные, да! То-то вы после Игожева и Тарасова как с цепи сорвались, не давая нам продыху.

– Приоткрою вам тайну. В Игожеве был ранен начальник штаба двенадцатой пехотной дивизии. А командир дивизии…

– Убит? – отрывисто спросил Тарасов.

– Нет… Был эвакуирован в одном нижнем белье, – тонко усмехнулся фон Вальдерзее. – После чего был сильно зол!

Тарасов юмор «эвакуации» оценил:

– Передайте ему мои искренние извинения.

– Обязательно, Николай Ефимович! – засмеялся немец.

– А что вы скажете по поводу разгрома аэродрома в Глебовщине? – вернулся к теме разговора комбриг.

– Это было неприятно, но не смертельно. Утром двадцать первого марта, когда последние ваши парашютисты заканчивали сбор у Малого Опуева, началась немецкая операция «Наведение мостов». Пять дивизий генерала Зейдлица фон Курцбаха медленно, но верно двинулись в восточном направлении от Старой Руссы, чтобы закрыть брешь между шестнадцатой армией и окруженным вторым армейским корпусом. И закрыли. Коридор был восстановлен. Вот так, Николай Ефимович.

Фон Вальдерзее разглядывал поджавшего губы Тарасова.

– Но давайте же продолжим. Итак. Вы осознали, что вам грозит смерть от рук НКВД, и…?

– А? – словно очнулся Тарасов.

– Что решили вы после осознания факта неминуемого расстрела?

– Стал размышлять.

– О чем?

– О вариантах невозвращения…

На этот раз получалось как нельзя лучше. Двести четвертая ворвалась в Игожево и вела там хотя и тяжелый, но успешный бой.

Немцы бежали как тараканы в своих серо-зеленых шинелях по колхозным заснеженным полям.

Бежали они и из Старого Тарасова, куда ворвалась первая маневренная бригада. Тарасовцы вели бой в Тарасове, уничтожая фрицев…. Символично… «За командира!» – ревела бригада, рубя штык-ножами полуголых немцев.

Цепи шли одна за другой – десантники падали, вставали, снова падали. Некоторые уже не вставали…

Даже взвод танков не смог помочь гансам. Два танка уже горели, подбитые расчетами «ПТР». Два еще отползали, огрызаясь пулеметными очередями и гулкими выхлопами орудий.

Вот и еще один задымил, а последний вдруг рванул неожиданно вперед, вздымая снежную пыль, и скрылся за большой избой.

Тарасов метался среди горящих изб деревни:

– Вперед, сукины дети, орелики мои!

И бригада шла вперед, прочесывая дом за домом.

Они падали, умирая в демянских снегах, но шли вперед.

Но…

Танк выполз из-за избы, поливая свинцом залегших перед бронированной махиной бойцов.

– Противотанкисты! Противотанкисты где? – заорал Тарасов после очередного выстрела.

Особист Гриншпун рванул куда-то в сторону, матерясь на застрявших пэтээрщиков.

Внезапно под танком рванул черно-белый – с клочьями пламени и земли – снег. Боец, кинувший связку, приподнялся, махнул рукой… И тут же осел в снег!

Десантники побежали вперед, кто-то наклонился над бойцом, подорвавшим танк…