Антон Кротков - Мертвая петля для штрафбата

Константин Рублёв был приговорён к смерти, и только небольшая отсрочка перед казнью ещё позволяла бывшему лётчику осмыслить прожитую жизнь, вспомнить дорогих его сердцу людей и приготовиться мужественно встретить грудью воровскую заточку. Надежды избежать грозящей ему участи у Константина не было никакой. Поэтому на душе у него не осталось страха, беспокойной надежды на чудо. Что толку суетиться, искать выход из мышеловки, если его попросту нет!

Те, кто приговорил бывшего лётчика, никогда не щадили своих врагов. Рублёв был ещё жив только лишь потому, что после смерти своего последнего союзника, вора по кличке Черкес, администрация лагеря посадила Константина в БУР [21] Барак усиленного режима — штрафная тюрьма-изолятор, отгороженная от остальной зоны колючей проволокой и т.д. . Но Рублёв прекрасно понимал: рано или поздно враги достанут его и здесь…

Говорят, характер человека — это его судьба. Что ж, с этим не поспоришь. Благодаря своему прямому бескомпромиссному нраву Костя попал в штрафбат, когда в блокадном Ленинграде пытался устроить самосуд над вором-интендантом, жирующим за счёт чужого горя. Правда, затем его судьба как будто наладилась.

В 1945-м штрафная авиагруппа была расформирована, но Константин остался служить в Германии. Как первоклассного лётчика Рублёва перевели в другой полк и сразу назначили на должность командира эскадрильи. Всё шло прекрасно до тех пор, пока однажды из-за ошибки руководителя полётов над аэродромом не столкнулись два истребителя. Правда, погибшие лётчики служили в другой эскадрилье и напрямую этот инцидент вроде бы Рублёва не коснулся. Но Костя не мог спокойно стоять в стороне, когда на его глазах творилась несправедливость. На похоронах истинный виновник случившегося — заместитель командира полка майор Кривошеин — с надрывом в голосе говорил о том, что командование и весь личный состав части возьмут на себя заботу о семьях погибших товарищей. Но прошло всего десять дней, и на комиссии, разбирающей причины катастрофы, Кривошеин уже не вспоминал о клятве, данной им на могилах сослуживцев. Теперь он делал всё возможное, чтобы спихнуть собственную вину на мёртвых, обвинив разбившихся офицеров в грубом нарушении лётной дисциплины. Более того, изображая принципиальность, Кривошеин потребовал выселить вдов людей, которых он теперь посмертно объявил преступниками, из казённых квартир. Мерзавцу было недостаточно того, что он лишает потерявших кормильцев женщин и детей их права на пенсию.

Константин взял слово и перед комиссией и сослуживцами предельно откровенно высказал всё, что он думает о негодяе. Вслед за Рублёвым против Кривошеина выступили и другие. В конечном итоге комиссия во всём разобралась. Правда, Кривошеину удалось непонятным образом избежать суда. Он отделался сравнительно легко: был понижен в звании и в должности. С бывшего майора также удержали месячное жалованье и лишили возможности поступать в академию, в которую он очень стремился.

Теперь Кривошеин ждал лишь удобного случая, чтобы поквитаться с Рублёвым. И вскоре такая возможность ему представилась.

Однажды вечером Константин приехал на аэродром, чтобы проверить, как техники починили его самолёт. Предстояли ответственные полёты, а накануне на истребителе Рублёва барахлила бортовая радиостанция. Своего авиамеханика Константин найти не смог, поэтому залез в кабину своего истребителя, включил радиостанцию и попытался самостоятельно настроить её. Всё это время он не замечал, чтобы за ним кто-то наблюдал. Но через несколько дней лётчика неожиданно вызвал к себе особист полка: поинтересовался настроением, зачем-то расспрашивал о жизненных планах, интересах. Разговор оставил очень неприятный тревожный осадок на душе. Просто так контрразведчик не станет любопытствовать: посещает ли офицер местные пабы, имеет ли знакомых среди немцев, нравятся ли ему американские фильмы и автомобили? Недавний штрафник почувствовал, как его потихоньку начинают затягивать в жернова оперативной разработки. Пока было только неясно, какое обвинение ему собираются пришить.

Правда, после этого разговора лётчика на некоторое время оставили в покое. Хотя вряд ли это можно было так назвать. Пытка ожиданием не менее страшна, чем побои на допросах. Первые недели Константин ни на минуту не забывал о зависшем над его головой топоре. Так прошёл месяц, второй, третий. За ежедневными служебными заботами душевная тревога постепенно рассеивалась. А тут случилось несколько радостных событий. Во-первых, за успешное участие в крупных манёврах полк был отмечен благодарностью главкома ВВС, а командир особенно отличившейся эскадрильи старший лейтенант Рублёв представлен к повышению в звании.

Но этой же ночью Константина арестовали. На допросе выяснилось: его обвиняют в намерении перелететь на боевом самолёте в американскую зону оккупации.

— Чушь какая-то! — было первой реакцией Рублёва.

Но в уголовном деле имелись показания Кривошеина, который состряпал донос, утверждая, что Рублёв через знакомых ему немцев достаёт западногерманские и американские газеты и журналы и тайно их читает. При обыске в комнате Рублёва оперативники действительно обнаружили толстую пачку иностранной прессы за книжным шкафом. Была также найдена авиационная карта с проложенным маршрутом до ближайшей американской авиабазы. Кто-то предварительно подбросил эти улики в комнату комэска.

Также следователь ознакомил обвиняемого с показаниями авиатехника Василия Шорохова, который утверждал, что видел, как поздно вечером, когда полётов не было, Рублёв тайно слушал по самолётной радиостанции американцев. Константин знал, что этот Шорохов когда-то обслуживал самолёт Кривошеина и с тех пор является дружком бывшего майора. Какой именно интерес связывает этих типов, Константин точно не знал. Правда, до него доходили слухи, что будто бы у Шорохова имеется тайная немецкая любовница — жена местного коммунистического «партайгеноссе». И через эту свою симпатию механик будто бы снабжает заместителя командира части свежими деревенскими продуктами, качественной европейской одеждой, предметами обихода с местного чёрного рынка.

Рублёв назвал следователю однажды услышанную им фамилию той самой немки. В ответ чекист грубо наорал на лётчика, запретив ему клеветать на честных людей. Тогда Константин попытался опровергнуть показания авиамеханика, резонно поинтересовавшись у следователя: каким образом Шорохов мог слышать, что именно слушает лётчик через надетые наушники. Но чекист не стремился к объективности. Ему важно было как можно скорее отрапортовать руководству о предотвращённом угоне самолёта к американцам. Константин в этом довольно быстро убедился. Разбирательство продолжалось меньше месяца. Военный трибунал лишил Рублёва офицерского звания и орденов. Он был приговорён к четверти века каторжных лагерей.