Владимир Першанин - Штрафник из танковой роты

Загорелся замыкающий бронетранспортер. Разлетались на части грузовики, из которых выпрыгивали солдаты. Несколько машин, увеличив ход, свернули на обочину. Одна взорвалась на противотанковой мине, но два грузовика неслись по траве и мелкому кустарнику вперед. На дороге творилось что-то невообразимое. Горели грузовики, взрывались артиллерийские передки с боеприпасами и противотанковые пушки. Я выпустил штук двадцать снарядов и пулеметный диск. Стрелок-радист Юра Урезов строчил непрерывно из курсового пулемета. Потом его пулемет замолк. Я наклонился, хотел узнать в чем дело, но услышал сигнал «Вперед!», и все пять танков понеслись к дороге добивать остатки колонны.

Успех был полный. Сумели уйти лишь два мотоцикла и один грузовик. Остальное горело, трещало и взрывалось. Десантники добивали уцелевших немцев. Потом вдруг раздался сильный взрыв. Наш Т-60 подбросило вверх, разлетелась левая гусеница вместе с передними колесами. Мгновенно вспыхнул бензин. Мы поняли, что танк в горячке налетел на нашу собственную мину. Механик-водитель погиб. Командир танка скатался с невысокого корпуса, его оттащили от горящей машины, потушили одежду.

По приказу Крылова собирали документы убитых, автоматы, запасные магазины, ручные гранаты. Капитан нас торопил, поглядывая на небо. Я подбежал к бронетранспортеру, в который стрелял. Заглянуть внутрь не удалось, он полыхал вовсю, разбрасывая брызги бензина. Фельдфебель или унтер, старший машины, лежал рядом. Закрываясь от огня, мы со стрелком-радистом Урезовым оттащили его в сторону. Достали массивный «Вальтер» с запасной обоймой, бумажник с документами, кое-какие мелочи из карманов. Юрик тут же стал выпрашивать отдать «Вальтер» ему, но я пожадничал. Пистолет с никелированным стволом казался таким прикладистым и красивым.

— У тебя пулемет есть. Кстати, почему стрелять перестал?

— Патрон заело, — отмахнулся Урезов. — Ну, подарите пистолет, товарищ сержант. У вас «тэтэшник» имеется. Зачем вам два?

— Пулемет исправил?

— Потом…

— Беги, исправляй. Немедленно.

Одна из новых немецких противотанковых пушек осталась почта целой, разбило лишь прицел и помяло станины. Коротко посовещались, забирать с собой или нет. Решили, что без прицела она мало чего стоит. Саперы взорвали ее, а мы торопливо строились в походную колонну. Первую нашу операцию в немецком тылу можно было назвать удачной. Уничтожено три бронетранспортера, семь грузовиков, четыре 75-миллиметровых противотанковых пушки. Адъютант комбата доложил, что собрано штук шестьдесят солдатских книжек, всяких аусвайсов и алюминиевых «смертных» жетонов. Еще десятка четыре немцев горят в бронетранспортерах и грузовиках.

— Сотню фрицев угробили, — сказал он, вешая на плечо противогазную сумку с документами.

— Две сотни, — передразнил его Крылов. — Считать будут по документам. Что там с нашими потерями?

— Механик-водитель Т-60 и один боец из десанта погибли. Командир танка тяжело ранен.

— Перевязку закончили?

— Так точно.

— Тогда уходим.

Адъютант комбата, молоденький младший лейтенант, розовощекий, похожий на мальчишку-старшеклассника, лихо откозырял. На плече вместе с сумкой висел трофейный автомат. Придерживая планшет, полез на броню танка. Часть пути мы прошли по дороге. Ребята с БТ-7 и десантники перехватили вырвавшийся грузовик и разбили его снарядами. Немецкие мотоциклисты сумели ускользнуть. Круто свернули с дороги и, отстреливаясь из пулеметов, скрылись. Ранили одного десантника.

Мы спешно уходили, свернув на еле заметную колею, ведущую в глубь леса. Собрались все уже ближе к вечеру. Поужинали консервами и хлебом с соленым маслом. Крылов разрешил вскипятить на малом огне чай. С командирами взводов и танков разбирали операцию. Т-60 взорвался на собственной мине из-за суетливости командира. Капитан выражений не выбирал:

— Ладно, механик погиб смертью храбрых. Жаль, что похоронить не сможем. А вот что с командиром делать?

Командиру танка, старшему сержанту, досталось крепко. От сильного удара у него были повреждены внутренности, сотрясение мозга не позволяло двигаться. Успел в горячке, как я в свое время, выскочить из танка, а на большее сил не осталось. Старшина-фельдшер долго ощупывал неподвижное тело танкиста. Покачал головой:

— Его возить нельзя. Мочевой пузырь отбит, вон, подштанники все в крови. И глаза в разные стороны смотрят. В общем, тяжелый.

— Выживет? — спросил кто-то.

Фельдшер пожал плечами.

— Я внутрь заглянуть не могу. Вряд ли. Ему операция немедленная нужна.

Десантника с БТ-7 тоже зацепило крепко. Пуля перебила кисть, тоже требовалась операция. Старшина обработал, перевязал рану и, глядя, как мучается, стонет парень, после короткого раздумья достал ампулу морфина.

— У меня их всего ничего. Придется потратить.

Война в тылу врага оборачивалась другой стороной. Даже ранение, не смертельное в обычных условиях, оборачивалось тяжелыми последствиями. Мы с экипажем доливали топливо из запасного бака. Пустые баки, консервные банки и прочий мусор Крылов приказал закопать. Потом он вызвал меня. Вместе с командиром взвода разведки они сидели у «тридцатьчетверки», пили чай, вскипяченный в окопчике под танком. Для разрядки перед ужином выдали по сто граммов водки. Усадив меня, Крылов скомандовал адъютанту:

— Санек, налей-ка всем еще по сто граммов.

Всем, это Крылову, Шевченко, командиру танка и мне. Закусили сухарями с чаем. Потом капитан похвалил меня, сказав, что стреляю я неплохо. И без перехода — сообщил, что я поступаю в распоряжение командира разведки.

— Федор тебе все объяснит. А ситуация такая, что у нас фору всего дня два-три. Потом за нами охотиться начнут. Таких эффективных ударов может не получиться. Завтра снова воевать, понял?

— Понял.

— Если понял, топай с Федором, он тебе все объяснит.

Начальник разведки, худощавый, спортивно сложенный, привел меня к своему взводу. Объявил, что завтра на рассвете моя «тридцатьчетверка», его Т-60 и мотоцикл пойдем в сторону моста через речку, названия которой у меня не осталось в памяти.

— Там удобное место для засады, — объяснил он. — Наверное, и мост взорвем, если все нормально сложится. Как сегодня.

И вопросительно глянул на меня.

— Пойдем, — пожал я плечами. — Не в лесу же отсиживаться.

Не услышав моей реакции на вторую часть своей фразы, спросил:

— Или считаешь, Алексей, что сегодняшнюю операцию не слишком удачно провели?

Я не собирался лезть в откровенность. Сто граммов, выпитых вместе, еще не повод обсуждать дела с командиром разведки. Крылову и ему виднее, удачно или нет все получается.

— Давай на «ты», — хлопнул он меня по колену. — И без званий. Завтра вместе в бой. Сколько мы сегодня фрицев угробили? Сотню или возле того. Плюс три бронетранспортера, восемь грузовиков и батарею противотанковых пушек. У нас по дури танк взорвался, двое погибших, а третий, видно, к утру кончится. Можно такую цену платить? Ах, да еще двое вчерашних. Итого — четверо погибших и один смертельно раненный.