Александр Тамоников - Приказано совершить подвиг

Тем временем у комбата крепло сомнение в том, что применение установок разминирования даст нужный результат. Да, подрыв кабеля на крыше южного крыла ДГБ расчистит путь десантникам и позволит им проникнуть в здание; да, разрушит часть крыла, обозначив внутреннее устройство, – но только одного крыла. Да, боевики, засевшие в Департаменте, на какое-то время будут деморализованы мощным и неожиданным взрывом. Несомненно, они понесут потери – в зависимости от того, сколько их находится в южном крыле. Все это так. Но что дальше? Ворвавшийся в здание штурмовой отряд, пройдя полуразрушенное крыло, окажется в основном здании, схемы которого у офицеров нет. И вот там и тогда штурмовой отряд и столкнется с основными обороняющимися силами. Причем боевики будут прекрасно ориентироваться, десантникам же придется действовать по обстановке. А как сложится эта обстановка, одному богу известно. Не исключено, что штурмовой отряд с ходу прорвет оборону и выбьет духов из здания. Но не исключено также и то, что он завязнет в позиционном бое в неблагоприятных для себя условиях. И тогда может сказаться перевес боевиков в численном составе.

Его солдаты не отступят, не уйдут с позиций, будут драться до последнего. А их гибели командир батальона допустить не мог; не мог рисковать жизнью подчиненных тогда, когда этого риска еще можно избежать. Но и не выполнить приказ вышестоящего командования, в данном случае командира сводного полка, полковника Бортнова, Голубятников тоже не мог. Поэтому необходимо было найти такое решение, которое обеспечило бы и выполнение задачи, и сохранение жизни подчиненных, насколько это возможно при штурме хорошо укрепленного опорного пункта противника. И он все чаще думал о двух танках, что имелись в батальоне: о «Т-72», который шел к Грозному, используя минные тралы, что сейчас были сброшены, и о трофейном «Т-80», который до сих пор стоял на путях, так никем и не затребованный. Видимо, «восьмидесятку» уже списали на боевые потери в части, где она числилась по штату. Прямой наводкой, постоянным ведением огня танки могли сделать гораздо большее в плане и разрушения здания, и нанесения существенного ущерба живой силе противника, нежели разовое использование мощной, но предназначенной совершенно для других целей установки разминирования. Вот о чем думал Голубятников. Наконец принял решение о применении танков. Знал, что Бортнов негативно его воспримет, но поступил по-своему.

Комбат собрал на КНП ротных и довел до них суть своего решения. Командиры рот выразили полное согласие со своим командиром. Теперь требовалось как можно быстрее найти позицию хотя бы для одного танка. Позицию, с которой он мог бы бить по ДГБ и в то же время находиться под каким-нибудь прикрытием от гранатометов боевиков. Офицеры занялись поиском позиции и нашли ее. Танк можно было поставить между торцом 4-го дома, занимаемого 9-й ротой, и домом разведчиков. Оттуда танкисты смогут видеть все южное крыло и, постепенно разрушая его, достать северное крыло и простреливать основное здание осколочно-фугасными снарядами по этажам, нанося большой урон противнику и вызывая у боевиков панику. Применять танки было решено поочередно – отстреляется один, отойдет, на его место встанет второй; первый же пойдет на пункт боепитания, пополнять боекомплект. Таким образом обеспечивалось практически бесперебойное ведение огня. После определения позиций для танков Голубятников приказал заместителю по вооружению майору Корсарову сформировать экипаж «Т-80» из танкистов майкопской бригады, уцелевших после разгрома батальонов на привокзальной площади 31 декабря 1994 года и оставшихся в строю. Командиром экипажа он назначил лейтенанта Гурова, отбившего этот танк у боевиков и перегнавшего его на плацдарм, а командирам рот приказал продолжить подготовку к штурму Департамента госбезопасности, определив уточнение боевой задачи после применения «УР-83П» и решения вопроса с командиром полка о введении в бой танков. Офицеры приступили к выполнению приказа, одновременно руководя подчиненным личным составом, осуществлявшим огневую поддержку сводной штурмовой роты, оборонявшей здание поликлиники, атаки на которую не прекращались.

В 16.00 на связь вышел командир мотострелковой роты, оборонявшей недостроенное новое здание вокзала, и сообщил, что через привокзальную площадь проходит отдельная разведывательная рота. Голубятников собрался встретить ее, но его опередил ротный разведчиков. Капитан Селиверстов буквально ворвался на КНП, крикнув от входа:

– Подполковник Шабалин тяжело ранен!

– Как? Где? Когда? – резко повернулся к нему комбат.

– Между зданиями за новым вокзалом, снайпером, стрелявшим скорее всего с гостиницы.

– Но он жив?

– Был жив, пока несли до двора.

– Где Шабалин сейчас?

– На первом этаже, на кушетку какую-то положили. Без сознания он!

– Куда ранен?

– В печень!

– Черт! – Голубятников развернулся к сержанту Выдрину. – Срочно на первый этаж нашего здания Адамского и Антошина, Кувшинин остается за меня! – И бросился в коридор, крикнув командиру отдельной разведывательной роты: – За мной, капитан!

Голубятников и Селиверстов спустились на первый этаж, где Святослав увидел лежавшего на кушетке начальника разведки. Тут же подбежали медики, и Адамский потребовал всем отойти от раненого. Его требования беспрекословно выполнили. Врач и фельдшер склонились над Шабалиным, в стороны полетели клочья разрезанного камуфляжа. Голубятников отошел к входу в подвал, где стояла группа местных жителей во главе с Викторовым.

– У вас несчастье? – спросил тот у комбата.

– У нас здесь каждый день несчастье. Или вам неизвестно, что солдат и офицеров на войне иногда ранят или убивают?

– Сожалею!

– Извините, Илья Владимирович, вам лучше вместе с беженцами уйти в подвал.

– Да, да, конечно!

Викторов увел местных жителей, а комбат, отдав команду срочно готовить эвакогруппу, услышал голос Адамского:

– Давление падает, пульс слабый. Массаж сердца, Сережа, быстро!

– Не помогает.

– Искусственное дыхание!

– Бесполезно. Остановка сердца, капитан!

– Открытый массаж!

– Есть, открытый массаж!.. Пошло сердце, задышал.

– Пульс?

– Слабый, но появился. Кажется, вытащили.

– Готовь шприц с обезболивающим.

– Готов! Черт, дыхание прекратилось. Остановка сердца.

– Открытый массаж!

– Есть!

Голубятников, слышавший переговоры медиков, пытавшихся спасти Шабалина, нервно курил у входа в подвал.

– Не помогает, капитан! – продолжали переговариваться медики.

– Еще укол!

– Есть!

– Не помогает. Ничего не помогает, капитан!