Алескендер Рамазанов - Родная афганская пыль

«Обращался, когда припекало. Потом стыдно было, что вот, жареный петух клюнул, и вспомнил о Боге. Теперь понимаю: этот стыд от всякой грязи спасал. Короче, от грехов. Молитву носил, Евангелие карманное – слева, во внутреннем кармане. Правда, был один соблазн: казалось мне, что, вот, потому что я Бога молю, то и другим от этого удача. Вот где гордыня накатила! А ведь было уже за тридцать! Одно могу сказать точно: о Боге в то время не рассуждали. Носишь крестик – носи. Молитва или «тумор» (ладанка с кораническим текстом у мусульман) у каждого почти».

«Это я быстро понял – жизнь и смерть в Его руках, и помощь – тем более. А военное братство – оно от Бога. Просто так на смерть человек за человека не пойдет».

«Был твердо убежден и тогда, и сейчас – если Бог хотел нашей смерти в Афгане, то мы бы все передохли!»

«Вели колонну, остановились русло щупать. Собачник и один сапер успели перейти, задний еще не вошел, а я как раз посередке остался. Воды-то по колено! Тут с кладбища мочить начали. Эти попрятаться успели, а я как вкопанный встал и думаю, что делать. Мужики не видят, откуда огонь идет. Ну, так дальше и пошел, а вокруг ног фонтанчики. Издевался «дух», наверно. Так вот, и воздух озоном начал пахнуть, и сам себя со стороны увидел».

«Я – профессиональный военный, мог реально оценить ситуации, в которых мог погибнуть, но в тех случаях, когда я несколько раз остался живой, явно понимал, что по законам баллистики пули и осколки просто не могли пройти мимо меня, Бог изменяет эти законы…»

«Не крестился, креста не носил. Храмы только на экскурсии как памятники архитектуры посещал. Молитвы знал две – «Отче наш», не до конца, и «Да воскреснет Бог», тоже первые строчки. А как в первый раз вышел с колонной, так сразу за КПП попросил Бога. Не помню, о чем. Наверное, о милости. Сучья моя натура была! В страхе о Боге вспомнил! Стыдно стало, может быть, потому и сдерживался позже от ненужной стрельбы, злобы и обид. Других не мог остановить, но хоть сам не марался. Мне бы там знать о Боге, сколько сейчас. Но такова Его воля! А моя-то где была?»

«За все время службы в Афгане я ни разу не был ранен, не пропустил ни одной войны (т. е. участвовал во всех операциях). Я не был верующим и вначале думал, что я везучий. Но позже понял, что столько-о-о случайностей не бывает, и решил, что у меня есть сильные Ангелы-хранители. А сейчас я уверен, что Бог избрал меня в служители Себе, чтобы я всем рассказал о Его милости, всепрощении и любви к нам – ведь Он любил меня даже тогда, когда я был напрочь грешным и убивал людей».

«Каждый знает, когда по нему бьют или рядом. Так вот, впереди началась стрельба, а мы, в замыкании, тоже включились по хибаркам поливать, там люди забегали между деревьев. А ночью приснилось, будто левой руки у меня нет, именно отрезали. Проснулся, в поту весь, рука деревянная. Тут и вспомнилось, что Бог – один. И у них, и у нас. Еле отдышался. Больше без реальной причины никогда на крючок не нажимал, и это понятие «превентивный огонь» ненавидел».

«Наша рота переходила горный перевал. В горах был снег. Идти я не мог, пришлось ползти. Через некоторое время я перестал ощущать конечности, и силы стали покидать меня. Я встал и решил все-таки дойти, и вдруг мои ноги побежали сами, без моего вмешательства, будто кто-то вошел в меня. Я догнал первого, а вскоре сам бежал первым. Когда увидел наши БТРы, помощь меня покинула, и я еле дошел до брони. Только через несколько лет понял, что это была Божья помощь».

«Перед уходом в армию мать дала написанную от руки молитву, половинку от тетрадного листка, сказала: держи всегда при себе. Без особых заморочек свернул этот листок в несколько раз и засунул под обложку военного билета. Так эта молитва там и пролежала всю мою службу в военике – соответственно, всегда при мне в нагрудном внутреннем кармане. Было всяко-разно, вернулся целый. Даже тиф и желтуха обошли стороной».

«Имею глубокое убеждение, что остался жив только благодаря вмешательству свыше. Пять раз должен был остаться в Афгане. И не остался. Помощь приходила то в образе крестьянина, который говорил: «Командор, не ходи туда», то в виде внезапного гепатита, то спотыкания и падения. Поневоле верующим станешь».

«Мне не было и года, когда бабушка тайком от родителей меня крестила; потом, конечно, сообщила родителям. Так вот, в 1979 году, когда я ехал служить в ТуркВО, бабушка уговорила меня взять с собой мой крестик. Я его вместе с жетоном всю службу носил. Не ранен, не болел, хотя пил все, что текло. Когда приехал домой, бабушка сказала, что она была уверена в том, что со мной ничего не случится, потому что меня «охраняют».

«Богу наши жертвы и слова не нужны. А милости у него на всех хватает. Когда «духи» за Айбаком в кольцо взяли (не в тот кишлак зашли), помню, об одном просил: «Господи, только не здесь! Зароют ведь, как собак». И кто же в образе ангела-спасителя явился? Зульфикар, командир соседнего отряда самообороны. Сказал местным, что будет большая война, если моих друзей обидите. Я тогда ему в глаза посмотрел. Понял, кто его послал!»

Два источника и две составные части армейского жаргона: секретность в радиообмене при горячем желании «сказать все как есть», и необъяснимая любовь к «фене».

Увесистость и допотопность аппаратуры полевой связи усугублялась системами кодирования, основанными на группах цифр. Скажем, «Я -711. 654. 2192», что могло означать местонахождение и начало действий в условленном квадрате. Естественно, в боевой обстановке, когда появлялись раненые и убитые, кончался боекомплект, требовалась поддержка с воздуха, в эфир летели родные русские слова. Но и тут противнику трудно было бы разобраться в деталях радиообмена, поскольку техника, боеприпасы и силы имели условные имена. Впрочем, доподлинно известно, что еще со времен Первой мировой армия изобретала свой, подчас очень образный язык. Ко всему прочему, солдату во все времена было что скрывать от начальства.

Условные, жаргонные наименования несколько разнились по месту и времени, но в основном были всеафганскими.

Ил-76 – горбатый

Ми-24 – крокодил

Ми-8 – стрекоза, пчелка, головастик

Су-25 – шмель, грач

Ми-6 – корова, мамонт, сарай, кишкалдак, караван-сарай

Газ-66 – шишига

Санитарная машина – таблетка

«КамАЗ»-наливник – сигара

Машинка для снаряжения ленты ПКТ – мясорубка

Войсковой магазин – чекушка

Гранаты для подствольного гранатомета и АГС – лелики и болики

Колпачок от НУРС – нурсик

Снаряды для РСЗО «Град» – карандаши (иногда так именовали мотострелков, и это еще больше запутывало противника)

Снаряды для САУ – огурцы

Бронетранспортер, боевая машина пехоты – коробочка