Юрий Бедзик - Сильные мести не жаждут

Чуть позже других вернулся из недалекого «похода» к вражеским контейнерам и механик-водитель моего головного танка.

— Смотрите, товарищ старший лейтенант, какой подарок своим окруженным войскам сбросили фрицы, — показал он большую бутылку с какой-то жидкостью. — Скорее всего, шампанское. Сбил я с цилиндра крышку, взял вот этот кусок ветчины. Думаю, пригодится, не пропадать же добру. Они нашего награбили дай бог сколько! Потом вижу: в стружках эта бутылка. Тоже забрал. Перед боем, да еще в такой мороз, не вредно хлебнуть по глоточку.

— Отставить! Запускай двигатель! — осаживаю я разговорившегося механика.

Он тут же сел на свое место, взялся за рычаги. Заревела машина, мелкая дрожь прокатилась по панцирным стенкам Т-34. Все сразу ожило. До танковой атаки оставались буквально считанные минуты.

И тут вижу: механик-водитель протягивает мне снизу откупоренную бутылку.

— Отведайте, товарищ старший лейтенант. Никакое это не шампанское, а чистейший спирт, — говорит он громко, будто оправдываясь передо мной.

Искушение большое. Глотнуть, что ли? Но пить все же не стал. Сдержался. Впереди бой, а я командир — в ответе за целый батальон. Голова должна быть чистой. Беру у механика-водителя бутылку, плотно закупориваю пробкой и кладу в безопасное место, чтобы не разбилась. Живы будем — не пропадет…

Вот и сигнал к атаке. Сначала три зеленые ракеты, потом приказ по рации: «Рубин», «Рубин»! Как слышите?» — «Я — «Рубин» слышу хорошо». — «Приготовиться к атаке. Как поняли?» Отвечаю, что все ясно, приказ принят. По радиосвязи передаю его командирам рот капитанам Горчинскому и Мартехову: «Рубин-1», «Рубин-2»! Вперед! Атака!..»

Стою, высунувшись из башенного люка. Смотрю на танки. Солнце слепит глаза. Небо переливается сталистой лазурью. Гудит двигатель. Но что это? Ни один танк — ни Мартехова, ни Горчинского — не двинулся с места. Замерли на белом снегу, будто окаменели. Что с ними? Не услышали команду?..

Слышу по рации голос комбрига: «Рубин»! «Рубин»! Почему стоите?» Не знаю, что ответить. Сгоряча ляпнул: «Вас понял». Снова переключаю рацию на внутреннюю волну батальона, кричу что есть силы: «Рубин-1», вперед!.. «Рубин-2», вперед!»

И опять никакого ответа, никакого движения. А по рации на волне бригады снова и снова повторяется приказ: «В атаку!»… Надо немедленно что-то делать. Знаю, что с НП бригады следят за батальоном. Очевидно, Невжинский уже нервничает. Вдруг подумает, что я, комбат, медлю с выполнением приказа, что я — трус. Выход один: если командиров рот приморозило к земле, придется действовать первым, самому, как прежде, в начале войны. Взмахом флажка подаю команду: «Делай, как я!» Ныряю в башню, закрываю люк и кричу механику-водителю: «Вперед!»

Перед нами немецкое минное поле. Правда, проход саперы разминировали, но моему-то механику он неизвестен, по плану атаки мой танк должен был замыкать колонну, а тут надо двигаться первым, идти вслепую. Все равно. Лучше взорваться на минном поле, чем принять позор перед всей бригадой. Такого не будет! Ни за что! Мне кажется, что механик слишком долго включает скорость. И я нетерпеливо кричу: «Вперед!»

Механик каким-то внутренним чутьем ищет дорогу, ищет проход среди мин. Без моей команды круто разворачивает машину и дает газ: вперед! Пока все идет как надо. Через башенные щели вижу: танки Горчинского и Мартехова, вытянувшись в колонну, двинулись за нами и идут по нашему следу. Команда «Делай, как я!» действует. Вот и первые вражеские окопы. Немцы открывают по тридцатьчетверкам артиллерийский огонь, правда не очень плотный. Теперь, когда минное поле осталось позади, надо спешить развернуть батальон для боя. Высовываюсь из башни и флажком подаю команду. Колонна быстро превращается в атакующее полукольцо. С ходу проскакиваем окопы против ника, давим оккупантов, по пути сбиваем их артиллерийский заслон. Впереди — затянутые дымом многострадальные сталинградские улицы. Не улицы, а черное горе. Почти сплошь развалины. В дымном мареве проглядываются контуры, вернее, руины завода «Баррикады», Еще один рывок, и мы ворвемся на заводскую территорию. Уверен в этом. Еще немного — и завод наш.

Воспользовавшись минутным затишьем, снова высовываюсь из башенного люка, подаю команду флажком: «Атака! Атака!» Разумеется, не все командиры видят мой сигнал. Может, командиры рот продублируют его?.. Прямо перед моим танком узенькая улочка, очень тесная, едва проходимая: чудом сохранившиеся, два длинных дома по бокам. А дальше — груды развалин.

Пугающая тишина. Никто не стреляет, не отбивается. Может, гитлеровцы сбежали, оставили заводскую территорию? Командую механику-водителю: полный вперед! На самой высокой скорости врываемся в проезд, между домами. И вдруг… из пустых окопных проемов на нас полетели гранаты. От взрывов загудела броня. Выходит, засада! Немцы поджидали нас. Мы в ловушке…

— Товарищ старший лейтенант, — кричит мой механик-водитель, — сорвана правая гусеница!

Я без его доклада понимаю, что сорвана. Машина крутится на месте, как волчок, движение прекратилось, а сверху по-прежнему нас бьют гранатами. С таким остервенением, с таким грохотом!.. Надо же выдержать. И ни назад, ни вперед. Внезапный страх охватывает меня. Беды не миновать. Стоит хотя бы одной противотанковой гранате взорваться поблизости от бака с горючим, как машину охватит огненный шквал. Тогда уже не спасешься… Но даже если вырвешься наружу, что доложишь комбригу? По-глупому все получилось. Влетел в засаду словно новичок, впервые встретившийся с врагом. Мало тебя учили, мало вправляли мозги!

Вдруг слышу за кормой пушечные выстрелы и эхом доносящиеся крики «Ура!». Конечно же, пехота. Наша матушка, родная! Поднялась в атаку. Может, все батальоны сразу, из тех, что занимали поблизости оборону. Но откуда артиллерия? Кто первым поддержал меня?.. И тут сквозь щель вижу: да это же наши, Мартехов и Горчинский! Они вползли в узкую улочку следом за мной и расстреливают из пушек засевших в домах гитлеровцев. Рушатся стены, дым и пыль заволакивают развалины. Вон он совсем рядом, танк капитана Мартехова. Подставляет себя под удар, закрывает меня от немецких гранат. Тот самый капитан Мартехов, который не двинулся с места до тех пор, пока моя тридцатьчетверка первой не пошла по минному полю фашистов.

Бой постепенно стихает. По рации слышу голос полковника Невжинского: «Молодцы, ребята! От имени командования всем объявляю благодарность. Территория завода «Баррикады» очищена от фашистских захватчиков. Гитлеровцы отошли внутрь кольца окружения. Боевая задача выполнена».

Не могу понять, кому объявлена благодарность. Личному составу моего батальона? Но ведь мы же… опоздали с началом атаки. Может, соседям? В наступлении на завод «Баррикады» принимает участие вся танковая бригада. У каждого батальона своя радиоволна, свои позывные. Получается, что комбриг поздравляет с победой все-таки нас, наш батальон. Очевидно, получили благодарность за успешно проведенный бой и другие батальоны, и вместе с ними стрелки, минометчики. Но нас-то отметили как героев!..