Бэзил Дэвидсон - ОПЕРАЦИЯ «АНДРАШИ»

— Вы могли бы позвонить моей матери, если хотите, — ответил он сдержанно.

— О, разумеется! — Ковер прямо-таки поднялся в воздух вместе с Андраши. — Я обязательно это сделаю. — В его левой руке появилась кожаная записная книжка, а в правой золотой карандашик. — Скажите же мне ее телефон, чтобы я его записал.

Из неизмеримой дали Руперт слушал собственный голос:

— Литтл-Уизеринг три-два. Лучше я продиктую вам по буквам…

Третий слева, если выехать из Тонтона на юг в ту сторону, где по горизонту кудрявятся лесистые холмы Блэкдауна, маленький серый дом, уютно стоящий среди газонов и живых изгородей… или на местном поезде до Бембридж-Холла — ветка на Чард, тряские вагончики, грубые голоса фермеров, веселые компании мальчишек, которые каждый день ездили так в школу и из школы, и он тоже, когда дважды в полугодие покидал аристократическую закрытую школу, свое одинокое тоскливое детство, от которого ему никак не удавалось уйти. Он всегда был одиноким ребенком — единственный сын пожилых родителей. Что же, это можно понять. Ну а теперь наконец детство осталось позади.

— … и вы могли бы погостить у нее, если бы вам захотелось отдохнуть.

В эту ночь он спал крепко и сладко, без сновидений, убаюканный тихой уверенностью в том, что достигнет признания и обретет себя.

Весь следующий день, пока они спокойно шли к тому месту, где на дунайском берегу их должны были ждать Бора и Кара, ему хотелось петь. К вечеру они добрались до рощицы белоствольных берез, где среди густых вишен притаился заброшенный крестьянский дом. Тут по решению Юрицы им предстояло переночевать и провести следующий день, а дальше они пойдут ночью. До места переправы оставалось всего семь миль. Он объяснил Андраши:

— Мы ведь теперь находимся в пограничной полосе и должны остерегаться патрулей.

Они разлеглись на сухом дерне под березами, усталые, но довольные, давая отдохнуть ногам, гордясь проделанным путем, а Марко и Юрица осматривали дом, проверяя, может ли он служить безопасным убежищем.

Нет, думал Руперт, должно же быть какое-нибудь знаменье — барабанная дробь, звонкий голос фанфар. Удача… да, бесспорно, без удачи не обошлось. Но что такое удача без уменья, мужества, верных решений?

Его желание сбылось. Откуда-то с востока, точно дальний рокот грома, донесся смягченный расстоянием грохот канонады. Они прислушались. Да, это действительно били тяжелые орудия. Затем Андраши спросил, растягивая слова:

— На том берегу Тисы, мне кажется?

— Да, но это не так уж далеко. Митя, вы-то, конечно, разберете — это ведь ваши?

Митя поднял ладонь, и они умолкли. По его лицу скользнула жаждущая улыбка.

— Наши, — пробормотал он. — Наши! Андраши сказал не столько им, сколько себе:

— Но ведь это могут быть и немецкие пушки.

— Нет, — решительно заявил Митя, ударяя себя кулаком в грудь. — Я вот тут чувствую — наши!

— А разве звук не у всех пушек одинаковый? На этот раз Митя засмеялся.

— Если вам хочется думать так, тогда, конечно, одинаковый.

Они напряженно вслушивались.

Вдруг их окликнул Марко, и они мгновенно вскочили. Марко стоял шагах в пятидесяти на тропинке, ведущей к дому, и махал им. Они с облегчением пошли к нему.

— Все в порядке, — объявил Марко. — В полном порядке.

Когда-нибудь после, в том светлом будущем, которое непременно настанет, сюда придут другие люди, уберут эти развалины и построят новый отличный дом, и в нем воцарится благосостояние и будет расти с каждым урожаем. А пока им годился и такой — скромное убежище, где они наберутся сил перед последним, решающим броском.

Юрица возился у печки в комнатушке, над которой еще сохранились балки и кусок кровли. Они столпились там, переминаясь на усталых ногах, толкая друг друга, переговариваясь. Оштукатуренные стены были все в разводах сырости и в грязных щербинах. Перед печкой в обгоревших половицах зияла черная дыра — тут кто-то разводил костер. И все-таки им здесь будет неплохо, совсем неплохо. Ведь в конце концов осталось так немного. А потом — безопасность.

— Печку я подлатал, — говорил Юрица. — Эта старушка еще как будет топиться. Сейчас сами увидите.

Он наломал кукурузных стеблей, со вкусом уложил их в железное устье, взял у Корнуэлла спички и поджег. В комнату неторопливо повалили густые клубы дыма.

— Черт побери, Юрица, мы так все задохнемся.

— Да погодите минутку, дайте ей разойтись. Вот сейчас, вот сейчас!

Постепенно тяга наладилась, и дым рассеялся. Они сели у стены напротив, смотрели слезящимися глазами, как накаляется устье, и предвкушали возможность согреться.

— Должен сказать, эта канонада — любопытно, не правда ли?

— А у пушек звук всегда такой? Словно далекая-далекая гроза, которой можно не бояться.

— Да, совсем как море.

— Мы летом ездили отдыхать в Триест. Там море очень спокойное.

— Ну, скоро вы услышите Атлантический океан. Вот тогда вы вспомните эти пушки.

— Она вспомнит вас, милый юноша. А знаете, становится тепло.

— Я был бы рад, но к тому времени мы с Томом будем для вас просто людьми, которых вы встретили…

— А ведь еды у нас нет никакой, черт побери.

— Ерунда, Марко. Все это ерунда. Нам и так вполне хорошо. Ведь нам же хорошо, верно?

— Милый юноша, нам очень хорошо.

— Это вы меня забудете, капитан. Подумаете: а, та глупая венгерская девчонка! И забудете меня.

— Он у вас того и гляди покраснеет.

— Заткнитесь, Том!

Они спали на полу, на соломе, и она лежала совсем рядом. Глубокой ночью, убаюканный жаром, которым веяло от накаленной печки, он сквозь дремоту почувствовал, как она повернулась на спину, а потом на другой бок и уютно прижалась к нему. Ее спутанные волосы щекотали его щеку, он ощущал тепло ее тела. Осторожно и бережно, стараясь не разбудить, он положил руку ей на плечо.

Он проснулся на ранней заре. Затекшее тело ныло, голову ломило от духоты. Марта, Андраши и Том все еще спали — Андраши и Том мирно похрапывали, — но Марко и Юрицы не было. Он тихонько встал, укрыл Марту плащом и вышел в промозглый утренний холод. Небо над деревьями светлело. Его подошвы скользили по глине, серой от инея. Он глубоко вдохнул сырой, какой-то безжизненный, замутненный мраком воздух и пошел к развалинам сарая помочиться.

Возвращаясь, он увидел, что по тропке из рощицы идут Марко с Юрицей и девушка в длинной темной кофте. Ее голова была обмотана желтым шарфом. Он вспомнил, что видел ее, когда в первый раз переправлялся через Дунай. Она была из Паланки — что-то вроде политического работника, напарница Кары в том смысле, что она держала связь на этом берегу, как он на том. Добродушная полная девушка с круглым лицом и розовыми щеками. Ее партизанская кличка была Бабуся.