Алексей Гарри - Рассказы о Котовском

Комиссар сдался нехотя.

— Ты увидишь завтра же, — сказал он Котовскому, — что я прав.

Назавтра, однако, комиссару Христофорову ничего не удалось увидеть — его убили. Он лежал навзничь на снегу, раздробленное пулей лицо было накрыто алым знаменем.

Кругом высоко в небе рвалась шрапнель. Ее нежный, дым прямыми струйками уходил ввысь, пронзая морозный воздух.

Котовский подъехал к теплому еще трупу комиссара бригады и, не слезая с коня, заплакал некрасиво и жалко, как плачут обычно сильные взрослые мужчины. Всхлипнув, он спрятал перекошенное печалью лицо от группы бойцов, в молчании обступивших поверженного комиссара, и поехал прочь, махнув рукой…

На какой-то железнодорожной станции заскочили погреться в телеграфную контору. Настойчиво и тревожно стучал брошенный телеграфистом аппарат Морзе.

Взводный эскадрона связи, грузный матрос с серьгой в ухе, сел за аппарат. Лента побежала, спеша высказаться.

Генерал Шевченко со станции Раздельной требовал к прямому проводу начальника гарнизона Одессы.

Котовский, осклабившись, кивнул головой.

— Начальник гарнизона у аппарата, — простучал матрос.

— Передаю оперативную сводку с северо-востока на Одессу наступают части 41-й и 45-й дивизий, а также конная армия Котовского. Укрепляйте подходы к городу. Во что бы то ни стало прикройте эвакуацию группы Стесселя.

Когда матрос прочел «конная армия», Котовский усмехнулся. Сквозь раскрытую дверь было видно, как, спешившись, поили лошадей четыреста бойцов Котовского — все, что осталось от пятисот после вчерашнего боя.

— Сводку принял Григорий Котовский, — отстучал матрос.

Аппарат замолчал.

Котовский, махнув рукой, вышел во двор к бригаде…

Когда до Одессы осталось всего три километра, горнисты сыграли атаку. Вперед вырвался хор трубачей. Никелированные трубы смешно болтались за спинами у всадников. Музыканты нелепо размахивали тупыми, никогда не рубившими шашками. На Пересыпской заставе горбатый флейтист неловко ударил шашкой по спине офицера, выскочившего из дежурки. Лезвие бутафорской шашки отскочило, но музыкант продолжал размахивать крепко зажатым в кулаке эфесом.

Не замедляя темпа атаки, на всем скаку головной разъезд первого полка изрубил казачью за-ставу.

У Пересыпского моста возникло неожиданное препятствие. Кучка людей с красной тряпкой, наколотой на штык, преградила путь Котовскому. Взволнованные и радостные лица окружили его со всех сторон, цепкие руки впились в стремена его лошади. Это была пересыпская рабочая боевая дружина. У них были винтовки, но не хватало патронов за ночь они перебили два батальона белых.

Пока с пулеметных тачанок скидывали несколько коробок с лентами патронов, старшина эскадрона связи Сойфер узнал среди дружинников своего брата, подручного слесаря с лесопильного завода.

— Здорово, Абрам, — сказал старшина, — смотрите, пожалуйста, ты уже бегаешь с винтовкой, босяк!

Младший брат оторопело молчал, вглядываясь в знакомое лицо жадными глазами, и смущенно перекладывал из руки в руку винтовку.

Старшина и сам был смущен неожиданной встречей и не знал, как держаться.

— Ну, а мать, — спросил он вдруг, — скажи, как мать, наверное, уж похоронили вы меня… Что ты смотришь, на меня как на привидение:

— Мамаша живут ничего себе, — ответил брат, — скоро они уже будут садиться вечерять. И ты бы заехал закусить, а хоронить тебя не хоронили, но в общем не надеялись больше увидеться.

— Благодарю, — ответил старшина с достоинством, — заеду как-нибудь в другой раз, я приглашен сегодня к ужину в Тирасполь к генералу Стесселю. Слыхал про такого Ну, пока!

И, тронув коня шпорами, поскакал вдогонку своему эскадрону.

Бригада прошла через весь город галопом.

На углу Дерибасовской и Екатерининской известная всей Одессе цветочница Маруся преподнесла командиру взвода Алеше Ткаченко белоснежную хризантему. Эскадронный, порывшись в переметных сумах, достал пачку стотысячерублевых деникинских ассигнаций, «колокольчиков», с печатью полевого казначейства «Добровольческой армии». Этими ассигна-циями, как обоями, были оклеены почти все пулеметные тачанки бригады. Но девушка отказалась от денег. Тогда эскадронный, недолго думая, переглянулся через луку седла и поцеловал голубоглазую цветочницу прямо в губы.

У заставы № 1 бригада, запыхавшись, остановилась.

Через переезд, не спеша, пыхтя, шел бронепоезд; люки были открыты, солдаты лениво прочищали пулеметные стволы.

— Чья конница — спросил дежурный офицер у заставы.

— Полковника Мамонтова, — ответил Котовский, не задумываясь, и приказал батарее стать на позицию. Со всех сторон сбегались заспанные офицеры.

Когда, свистя и улюлюкая, разорвалась первая картечь и пробитый в нескольких местах паровоз бронепоезда изошел паром, какой-то безусый поручик подскочил к Котовскому.

— Что вы делаете, — закричал он не своим голосом, — ведь это же наши, куда вы стреляете?

На совершенно обалдевших офицеров никто не обращал внимания. Батарея, постреляв, свернулась, бригада пошла дальше переменным аллюром.

Эскадроны шли, обгоняя белые обозы, лазареты, батальоны технических войск.

На каком-то перекрестке Котовский подъехал к седому генералу, командующему артиллерийским парком, и, взяв под козырек, попросил его остановить колонну и пропустить конницу. Генерал охотно согласился и долго провожал взглядом красные рейтузы Котовского, недоумевая, зачем затесалась сюда эта кавалерийская часть.

К полудню Котовский достиг цели и ударил в лоб отходящим белым частям. Единственная линия отступления была отрезана для белой армии — Котовский стал между Днестром и войсками генералов Стесселя и Бредова.

С востока на «добровольцев» напирали стрелковые дивизии.

Старый командир батареи Просвирин расправил свои запорожские усы и приказал открыть огонь. Второй полк рассыпался в лаву и ударил по колонне с фланга.

В бинокль было видно, как на Тираспольской ветке выстроились в затылок несколько бронепо-ездов, прислуга их, побросав оружие, удирала во все стороны. Белый снег полей был усыпан бегущими людьми, как муравьями.

Несколько сот офицеров, оправившись от паники, попытались оказать сопротивление. К этому времени батарея Котовского уже снова была взята на передки и карьером понеслась прямо на строящегося противника. Первые же запряжки пушек смяли офицерскую цепь, второй полк, врубившись в гущу офицеров, рассеял их по полю.

В течение этого дня Котовский семь раз переходил в атаку. К вечеру от многотысячной стройной колонны белых ничего не осталось она была вся рассеяна.

Бригада встала на ночевку в хуторах немецкой колонии. Измученные кавалеристы повалились прямо на снег между оседланными лошадьми.