Николай Горулев - Прощайте, любимые

А надо сказать, что в этой деревне существовало железное правило — на вечеринку приходи, веселись, но к девчатам их деревни клинья не подбивай. Все об этом знали, не нарушали эту неписаную конвенцию, и вечеринки проходили довольно спокойно, если не считать, что кто-нибудь из хлопцев хватил лишнего и начинал откалывать коленца. Такого просто убирали, и все.

Тем воскресным вечером все шло как обычно. Правда, появилась какая-то девушка, которую я прежде не видел. Была она стриженая, как в городе. В сиреневой блузке.

Мы танцевала вальс, и, знаете, я почувствовал какую-то радость в танце с этой девушкой, мне было легко и свободно, и вдвоем, мне казалось, мы могли бы не танцевать, а летать по воздуху.

Устин Адамович встал, прошелся по комнате, налил еще по рюмочке ребятам. Видно было, что эти воспоминания даются ему нелегко.

— Вы пейте, а я покурю... — сказал Устин Адамович и вынул из пачки новую папиросу.

Ребята молча выпили, молча взяли по яблоку. Не хотелось мешать течению мыслей Устина Адамовича, и даже если бы он не рассказывал дальше, ни Сергей, ни Федор не настаивали бы.

Устин Адамович опустился на стул, заложил ногу за ногу, обнял худые колени руками.

— Одним словом, ребята, понравилась мне эта девушка не на шутку — и глаза ее, веселые, смешливые, и белозубая открытая улыбка, и эта легкость, с которой двигалась она по залу.

После вальса была еще полька-трясуха, потом краковяк, потом еще и еще. Не помню, после какого танца, когда я проводил ее на место, а сам вышел покурить, меня прижал к стенке здоровенный хлопец.

— Ленку не трожь... Ты что, забыл наше правило?

— А разве она из вашей деревни? — притворился я.

— Ты дурочку не валяй, — предупредил меня все тот же парень. — Не то я тебе замешу тесто на морде...

Не знаю почему, но угроза на меня не подействовала. Когда гармонист по традиции заиграл марш и все начали расходиться, я пошел вместе с Леной. Если быть откровенным — Лена не очень горячо встретила мои ухаживания, но не противилась, когда я вызвался проводить ее.

В этот вечер мы говорили дежурные слова, сообщали поверхностные сведения друг о друге. Лена рассказала мне, какой замечательный студенческий городок в Горках, где она учится в сельхозакадемии. Наверное, больше нигде такого уютного и благоустроенного городка нет, потому что учебные заведения в городах это совсем другое дело. Я в свою очередь расхваливал Могилевский педтехникум, учебные корпуса, общежитие, где все— утопает в зелени.

— Знаю я ваш техникум, — сказала мне Лена, — мимо него проходит улица в сторону шелковой фабрики, кажется, Быховская. Пылища, машины грохочут по булыжнику, а рядом, внизу, — Быховский базар. Нет, сами учитесь в таких условиях.

Я засмеялся и сказал, что моя учеба в техникуме — позади. Впереди институт—на Ленинской улице.

На этом мы и расстались. Я не спрашивал, будет ли она на вечеринке в следующее воскресенье, она тоже, очевидно, не ожидала свидания. Когда она хлопнула калиткой и ушла, я не без сожаления запылил по улице в сторону своей деревни. И вдруг возле клуба дорогу мне перегородил все тот же здоровяк.

— Это ты? — спросил он, дохнув на меня перегаром. — Как будто, — ответил я и остановился.

— Я ж тебя предупреждал по-хорошему, а ты, как видно, не понимаешь...

Удар большой силы свалил меня на землю. — Устин Адамович улыбнулся, погасил окурок и взял В руки яблоко. — Теперь смешно, а тогда мне было не до смеха. Хлопец колотил меня так, как мог и как хотел. Я только защищался. Когда он увидел, что я не поднимаюсь, плюнул, завернулся и пошел.

— Чтоб твоей ноги здесь больше не было, — сказал он. По пути домой я смывал кровь у ручья, потом стряхивал пыль с единственного шевиотового костюма, не желая пугать своим видом родителей, пошел в гумно и завалился на сено.

Наутро дома был переполох. Сначала вызвали врача, а потом хотели броситься в милицию. Но я сказал, что я сам во всем виноват, и тогда мать запричитала, что в этом техникуме я испортился.

А у меня не выходила из головы Лена. Завалюсь на сеновал, смотрю сквозь щели в крыше на высокое небо, и видятся мне ее смешливые глаза, лицо ее подвижное, вспоминается ее тоненькая упругая талия. И словно опять плывем мы в танце, а усталый гармонист приложит голову к мехам и играет, играет...

В воскресенье я снова был на вечеринке. Залепленный пластырем, подпудренный. Лена не смеялась. Она первый же вальс пошла со мной и встревоженно спросила:

— Что случилось?

— Ваши хлопцы за тебя... — улыбнулся я и, как ни в чем не бывало, продолжал танцевать.

Лена ничего не сказала. Не знаю, может, что-нибудь подумала, но не сказала. И опять на перекуре хлопец зажал меня в сенях и опять угрожал. И опять я провожал Лену домой.

Но тут произошло непредвиденное. Она вдруг вызвалась проводить меня. Как я се ни уговаривал — не помогло.

— Ты не смотри, что я слабый пол, — усмехаясь, говорила она. — Я ничего не боюсь.

Устин Адамович посмотрел с улыбкой на ребят, налил еще.

— Любопытная ситуация, — сказал Сергей.

— Любопытная и до некоторой степени глупая, — продолжал Устин Адамович. — Меня брала под свою защиту девушка. Первое, что меня грело в создавшейся обстановке, — небезразличное отношение Лены, второе — мы завоевывали право безнаказанно встречаться, — Вас, конечно, не оставили в покое? — улыбнулся Федор.

— Ты угадал... —Устин Адамович выпил и кивком головы пригласил последовать его примеру. — Хлопцы ждали меня на том злополучном месте недалеко от клуба. Оживленно беседовавшие до этого, мы замолчали, поравнявшись с деревенскими ревнивцами.

— Ленка, марш домой! — приказал знакомый мне голос.

— И не подумаю, — вызывающе ответила Лена, взяла меня под руку, чтобы идти дальше.

— Ты слыхала, что я сказал? — не успокаивался хлопец.

— Ты мне не батька и не указ, — бросила Лена, увлекая меня вперед.

Один из хлопцев схватил ее за руку, оторвал от меня, и только он бросился, чтобы разделаться со мной, как и в первый раз, как между нами выросла Лена. Волосы упали ей на лоб, вся она как-то ощетинилась и стала похожа на зверька, который приготовился к своему боевому прыжку.

— Не сметь! — громко крикнула она. — Я тебе набью физиономию и вдобавок отдам под суд за хулиганство.

— А пускай не волочится за нашими девчатами... — уже не так угрожающе проворчал все тот же голос.

— У вас что тут — отдельное государство, и где это записано, что все деревенские девчата ваши? Плевать мы хотели на таких красавцев... Куда захотим — туда и пойдем, вас не спросим... И чтобы вы это дурацкое правило отменили немедленно. Понятно?

Хлопцы ничего не ответили. Мы пошли по улице, и снова Лена вела меня под руку, и я был самым счастливым человеком на земле.