Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.

Вместе с Крымовым они побывали у начальника института, и Стужев назначил совет на следующий день.

Потом Сергей Стремнин, зайдя в лабораторию к Генриху Бергу, встретился с доктором Опойковым, и тот так тепло поздравил его с «блестящим окончанием работы по подцепке в воздухе на аналогах „Икса“, будто кому-кому, а ему-то с самого начала было ясно, что работа выдающаяся, и немудрёно, что Крымов так высоко её оценивает.

Днём Сергей зашёл в лётную комнату и побыл в кругу коллег, а к пяти часам приехал к Тамарину в госпиталь.

Жоса он нашёл в беседке госпитального парка. Тамарин был так увлечён какой-то схемой, разложенной перед ним на столике, что не заметил тихо подошедшего Сергея. По бокам Жоса на скамью опирались костыли, а рядом красовалось банджо.

— Здравствуй, Жос!

— Ба, Серёжа!.. Друг любезный, друг железный!..

Вот так радость! — завопил Жос, раскрывая объятия. — Ну садись рядом скорей, рассказывай!.. Вот так одарил!.. Никуда не спешишь?.. Слава богу!.. Теперь-то наговоримся всласть!..

— Постой… О делах потом… Ты-то как?.. Выглядишь недурно.

— О, я как видишь!.. Скачу, как олень, на четырех копытцах…

— А на своих двоих не пробовал?

— Недельки через две грозятся разрешить.

— Ну а как Надя?

Жос взглянул, и Сергей понял, что и в этом году они изберут её Королевой июня…

— Сам увидишь… Она скоро придёт… — Жос, понизив голос, огляделся: — Ну хоть что-нибудь о том, как вам там леталось, пока мы с тобой вдвоём…

Сергей придвинулся к нему и стал тихо рассказывать, а Жос слушал с таким выражением глаз, будто все, что было в воздухе при подцепке одного самолёта к другому, происходило при его горячем участии. Потом он откинулся на спинку скамьи и вздохнул:

— Если б ты знал, как я боюсь, что мне больше не дадут летать!.. — и потянулся за инструментом. Попробовал настройку и заиграл тихонько светлую мелодию.

Сергей выждал, когда Жос поднял глаза, и сказал:

— И я верю. Факт, будешь!.. Чьи это стихи?

— Да как-то высмотрел в «Алом парусе», в «Комсомолке». Под ними подпись: Наташа Панасенко, 16 лет.

В этот момент оба и увидели Надю. День выдался тёплый, и она была с раскрытой головой, в лёгком замшевом пальто и вышагивала своей гарцующей походкой.

Жос, просияв, заиграл в ритме марша и запел:

— Бог Бунин в помощь! Батюшки, кого я вижу!.. Серёжу Стремнина!.. Здравствуйте, милые друзья!.. Вот я и с вами…

Надя поцеловала Жоса и протянула руку Сергею.

«Как она хороша!» — спрятал Серёжа запретную мысль.

Подсев к Жосу, Надя спросила о его самочувствии. Сергей в смущении потянулся к портфелю и извлёк букетик ландышей.

— Это вам с Южной точки.

— Господи!.. Какая прелесть в начале-то апреля! — Надя счастливо наморщила нос. — Спасибо, Серёжа…

— Что у тебя ещё там заготовлено, опасный человек? — Жос заглянул в портфель.

— А вот…

— Святые угодники!.. Чёрный крымский мускат!.. Ты бы мог прослыть гением, если б сообразил захватить стаканы и хотя бы самую лёгкую закуску…

— Я и есть гений, — без тени улыбки сказал Сергей, разворачивая свёрток и извлекая три стопки — одна в одной — и бутерброды. Надя даже захлопала в ладоши:

— Гений, гений, гений!..

Жос мотнул головой:

— Таю маленькую надежду, что не вполне гений… Поди, ведь забыл предмет, которым открывают бутылки?..

— Не-ет, я полный гений: вот и штопор!

— Ну брат!..

— Он полный гений! — подхватила Надя. — Виват, виват, виват! — Она расправила пергамент, разложила бутерброды. — Боже, какая вкуснотища!.. Не осуждайте меня, Серёжа, что взять со студентки?..

Жос откупорил бутылку и налил в стопки понемногу темно-красного вина, поднял свою:

— Ещё Дюма заметил: никогда будущее не представляется в таком розовом цвете, как если вглядываешься в него через бокал шамбертена!.. Взглянем же, друзья!

Сергей поднял стопку:

— И вкусим на счастье!

— Виват!

Попробовав вина, Надя воскликнула:

— Нектар!.. Сие вкушали боги на Олимпе!

— Кстати, об Олимпе и о богах… — сказал Жос, — ты был сегодня в институте?.. Эх и соскучился я по нашей лётной комнате!.. Расскажи, Серёжа, какие там у наших пересуды.

Губы Сергея дрогнули в улыбке:

— Да ты ведь знаешь, там никогда не соскучишься…

— Тон по-прежнему задают Лев Морской и Николай Петухов?..

— Естественно.

— Как там тебя встретили? — Жос с теплотой в глазах смотрел на Сергея.

— Да что сказать?.. Добро, сердечно… А когда вошёл Киса, Николай Петухов даже обнял меня, поздравляя и с успешным завершением испытаний по подцепке, и с назначением на «Икс». Киса не выдержал и вышел. И тут Морской сразил всех анекдотом. Говорит: «А Киса наш — котище!.. Тут, гляжу, вьётся возле нашей пухленькой секретарши. Она ему: „Василь Аркадьевич, что вы возле меня все вертитесь?..“ А он в ответ елейным голоском: „Я не верчусь, Танечка, я просто… хочу вам отдаться…“

Жос расхохотался. Надя весело изумилась:

— Ах он, лапочка, какая непосредственность!..

— Да уж, «непосредственность»… — Жос посерьёзнел. — О такой «лапочке» Жуковский Василий Андреевич обмолвился стихами: «Кто втёрся в знатный чин лисой, тот в этом чине станет волком». Ну да бог с ним… Серёжа, мы слушаем тебя.

— Дальше по обыкновению заговорили о женщинах, — потупился Сергей, — Петухов заметил, что они все больше теперь играют на контрастах: утром стремятся быть как можно безобразнее, чтоб к вечеру ошеломить нас своим великолепием. «Уж больно на работе болтливы, — покривился Морской, — это мешает им быть мудрыми и обаятельными…»

— И много едят, что мешает им быть красивыми! — усмехнулась Надя, с наслаждением уписывая бутерброд с ветчиной.

— Браво, девочка, — сказал Жос, — днём ты — гений, вечером — красавица!

Надя лизнула мизинец:

— А можно гению ещё кусочек?

Сергей вспыхнул:

— Да что вы, Наденька, ешьте на здоровье… если это не мешает вам быть красивой…

Наконец Жос спрашивает серьёзно:

— Значит, Методсовет завтра?

— В десять. Проводит сам Стужев.

— Он заезжал ко мне несколько раз.

— А лётчики?

— Бывают… Серафим тут заскакивал на днях. Хорош Серафим крылатый! — заулыбался Жос. — Презабавный человечина! Не без слабостей, а какой испытатель!.. Можно сказать, от бога!