Лена Роколунская - Медальон

– Думаешь, будет такой поток больных?

– Надеюсь, что нет. Но если что, медперсонал быстрее им окажет помощь.

Вошла Элен с пакетом и продуктовой сумкой. Поль тут же встал, чтобы помочь ей.

– Мальчики, у меня идея в отношении сегодняшнего вечера! Уверенна ты Рихард будешь в восторге.

– Элен, я весь во внимании! – улыбнулся Рихард.

– Сегодня в Парижской опере будет «Золото Рейна» Рихарда Вагнера! Какова идея?

– Послушать Вагнера в Париже! Когда еще такое представиться? Мне нравиться мысль, а что думаешь, ты Поль?

– Я к опере равнодушен. Мы с Элен больше в кино или театр, но почему бы и нет в качестве разнообразия!

– Решено, вечером слушаем твоего тезку! – Улыбнулась Элен.

– Он еще и саксонец, – подхватил Рихард.

Весь день, как и прочие, троица гуляла по Парижу. У Элен в сумке были два блокнота, и она периодически зарисовывала друзей. На вопрос: «почему два сразу?» Она пояснила, что один подарит Рихарду, а второй оставит себе, как напоминание о самых чудесных днях отпуска. О том, как им было весело втроем. Рихард был очень тронут. За эти дни он неоднократно ловил себя на мысли, что не хочет возвращаться домой. Вернее, к той обстановке, что окружает его каждый день. Здесь в Париже он себя чувствовал по-настоящему счастливым и свободным человеком – каждый день начинался с улыбки. Ему казалось, что за эту неделю он смеялся чаще чем за последние два года. Особенно ему было приятно сознавать, что его чувство полностью разделяют его друзья. Однажды, друзья сидели на покрывале, расстеленном на лужайке в парке. Элен рисовала Рихарда.

– Можно взглянуть?

Элен развернула блокнот.

– О, мне, кажется, я становлюсь похожим на француза, и Рифеншталь меня отвергнет.

– Тогда позволь еще пару штрихов для окончательной схожести? – Попросила Элен.

– Конечно.

Элен двумя взмахами нарисовала на лице Рихарда маленькие усики мелком. И тут же засмеялась. Рихард попросил зеркало, чтобы оценить работу художника. Элен ему протянула дамское зеркальце. Он посмотрел на себя со всей серьезностью и сказал:

– Мне, нравиться!

И тут же улыбнулся самой добродушной улыбкой, которую только можно представить. Поль позвал всех обедать. Они быстро нашли кафе с верандой, где и расположились. Из веранды открывался вид на парк. Друзья пообедали, продолжая шутить друг над другом. Поль вспомнил несколько историй из университетской жизни и рассказал их в свойственной ему манере. Затем держа бокал спросил:

– Рихард, если мы окажемся по разные стороны баррикад, у тебя будет в руках пистолет и ты будешь видеть меня, как ты поступишь? Уверен у тебя как у талантливого архитектора глазомер хорошо развит.

В этот момент Элен очень серьезно, (наверное, впервые серьезно), посмотрела на Рихарда.

– Глазомер может и развит, но память иногда подводит. Я забуду зарядить пистолет, а ты поступай на свое усмотрение. Я не буду тебя обвинять, есть моменты, в которые мы принадлежим не себе, а обстоятельствам.

– А у меня, вообще, осечки привычное дело, – улыбнулся Поль.

– Мальчики, нашли интересную тему! – Недовольно проговорила Элен.

– Больше не буду, прости дорогая, – сказал Поль, целуя ее руку.

Больше никто из них не поднимал подобных тем.

Вечером в квартире Монтери, Поль и Рихард сидели в гостиной в ожидании Элен, которая вносила последние штрихи в свой вечерний образ. Оба были в черных костюмах тройках. Рихард рассказывал о тенденциях в немецкой архитектуре, о «великом» замысле фюрера превратить города Германии в монументальные помпезные сооружения в едином ансамбле, и о первом таком творении – проекте реконструкции Берлина. Как вдруг из дверей вышла Элен. На ней было платье с открытыми плечами и пышной юбкой до середины голени с широким поясом на талии. Платье переливалось перламутровым оттенком, благодаря двухслойности: непрозрачная основа, поверх которой водружалась газовая ткань с вышитым рисунком в виде виноградной лозы. Ее волосы были аккуратно уложены под широкую ленту вокруг головы, обшитую стразами. Поль и Рихард с нескрываемым изумлением резко поднялись с дивана при виде Элен.

– Почему мы раньше не ходили в оперу? – Спросил Поль, не скрывая восторга.

– Потому, что Рихард к нам только сейчас приехал, – кокетливо ответила Элен. – Только жакет захвачу и поедем.

Войдя в здание Оперы Гарнье, появлялось ощущение, что попал в другую эпоху. Что еще мгновение и начнется бал, устроенный Наполеоном Бонапартом. Это где-то далеко над миром нависла угроза войны, здесь нависала только богатое убранство комнат. Вернее, сжимало, поражало сознание и подчеркивало всю незначительность человека – его призрачное присутствие в этом мире. Стоя в фойе оперы казалось, что попал под какое-то гигантское мифическое существо из древних сказаний: колонны – это его ноги, обтянутые золотым хитином, на животе-потолке сложный рисунок в виде фресок с сюжетами из легенд. Караван из зажженных электросвечей в старинных люстрах освещал это фойе, добавляя золотого блеска. Потихоньку зал начал заполняться, прибывающей публикой. Воздух наполнился ароматами дорогих парфюмов и шумом голосов. Публика явно была в прекрасном расположении духа, периодически слышался женский кокетливый смех. Рихард смотрел на людей: все мужчины были в строгих костюмах, ввели себя сдержано – никаких нацистских приветствий, никого в форме СС; дамы же напротив, как будто готовились несколько дней к этому выходу, тщательно подбирая наряд и все сопутствующие детали. Обилие дорогих тканей, украшений и мехов, подчеркивали контраст с реальным миром. Неожиданно все пространство как-то странно исказилось в восприятии Рихарда. Роскошное помещение и роскошная публика начали тускнеть и терять очертания, звук заглушался, и все как будто замедлилось, кроме одной фигуры. Это была брюнетка в струящемся платье пастельного фиолетового оттенка длинною в пол, на ее запястье мерцал браслет, а в руках переливалась маленькая сумочка. Она рассматривала убранство зала, но какими глазами! В них было: и кошачье любопытство, и детская наивность, и восторг эстета. Рихарду не хотелось отводить от нее глаз. Да и куда смотреть, ведь мир просто исчез.

– Мэри, на тебя так откровенно смотрит тот господин, даже неприлично, – шепотом, улыбаясь сказала Шарлотта.

В этот вечер она не чуть не уступала своей сестре в очаровании, несмотря на свой юный возраст. Ее хрупкая фигура была облачена в нежно-розовое облегающее платье с открытыми плечами с отделкой из пера страуса. Ожерелье и серьги из жемчуга подчеркивали изысканность ее образа.

– Где он стоит? – Серьезно спросила Мэри, смотря только на Шарлотту.

– Справа от тебя, тридцать градусов по диагонали.