Михаил Каюрин - Задолго до победы

Прорыв японцев захлебнулся. Они залегли, потом короткими перебежками стали отходить к невысокому холму. За ним, в километре от позиций первого батальона занимал оборону второй батальон. Он отражал атаку японцев в северо-западном направлении. Оттуда доносилась стрельба и разрывы снарядов. Там работала артиллерия.

Сколько времени длился бой, Удалов затруднялся сказать. Он знал лишь то, что одна коробка была уже пуста, а во второй остались два диска. Гранатами воспользоваться не пришлось.

Минут через пять подполз вестовой от командира взвода.

– Позиций не покидать, – передал он приказ Хорошенина. – Скоро ожидается вторая попытка прорыва противника к реке. Сейчас самураев молотят наши пушки, потом второй батальон погонит их на нас. Будет опять жарко.

– Трупы самураев я вижу, а сколько наших полегло? – поинтересовался Александр.

– Не знаю, пока не считали. Япошки успели забросить в окопы несколько гранат. Есть убитые и раненые, санитары ими занимаются.

Вестовой уполз, Удалов высунулся из окопа.

– Как дела, Гриша! – окликнул он друга.

– Нормально, а у тебя как?

– В коробе два диска осталось.

– У меня три полных.

Лицо Надеждина было красным и потным, лоб и щёки перемазаны землёй и копотью.

– Красивый ты, Гриша, – громко рассмеялся Александр. – Если бы твоя хохлушка оказалась сейчас рядом, она бы, ей богу, была в восторге от твоей красоты.

Надеждин догадался, почему подтрунивает друг, и совсем машинально потёр ладонью щёку.

– Ха-ха! Ещё краше стал. Посмотри на свои руки, чудак!

– Видел бы себя, шутник! Рожа, как у шахтёра!

Они оба расхохотались, показывая друг на друга пальцем. Им было весело от того, что благополучно закончился бой, что они остались живыми, могут снова видеть друг друга, говорить и смеяться. В этот момент им вовсе не хотелось думать о предстоящем бое, о возможном ранении или даже гибели. Сейчас друзья радовались подаренному им мигу жизни и от души наслаждались им.

– Хочешь сухарь? – спросил запасливый Гриша и полез в карман.

– Давай, не откажусь.

– Держи, – Надеждин поднял руку для броска.

– Постой, не бросай, ползи лучше ко мне, – остановил друга Александр. – Погрызём вместе, поболтаем. Самураев пока не видно.

Григорий оглянулся по сторонам, потом выбрался из окопа, и, пригнувшись, переметнулся в просторное укрытие Удалова.

– Неплохо ты здесь устроился, – отметил Григорий. – Залёг, как медведь в берлоге.

– Окоп для солдата – это, Гриша, походный дом, – поучительно сказал Александр. – В нём должно быть предусмотрено всё, до последних мелочей. И стол, и кровать, и туалет. Солдат не может знать, сколько времени ему предстоит в нём провести.

Григорий испытующе смотрел на друга, ждал подвоха. Но на лице Александра не было и намёка на насмешку. Хрустнув сухарём, он спросил:

– Ты, Санко, дурку гонишь, или как?

– Какую дурку, Гриша? Представь себе: идёт затяжной бой – головы не поднять, а тебя вдруг приспичило по большому. В твоём узком колодце не присесть, не согнуться. Куда денешься? Выскочишь из окопа и выставишь задницу под пулю неприятеля или навалишь в штаны для позора? – в глазах Александра запрыгали чёртики.

– Выдумщик, – усомнился Григорий. – Когда такое может случиться? Да и таких колодцев, о которых ты рассказываешь, никто из солдат не роет. Глупости ты говоришь, Сано.

– Ты в своём окопчике предусмотрел, где нужду справлять?

– А как же! Подкоп сделал, приямок вырыл. Не один ты такой умный.

Парни помолчали, дожевали сухари.

– Когда войне конец, как думаешь? – неожиданно спросил Григорий.

– Скоро, Гриша, очень скоро. Осталось придавить ногтем японскую вошь ещё пару раз, как сегодня, и не будет эта гнида больше кусаться. Тут до Маньчжурии рукой подать – за день добегут до границы.

– Хорошо бы, – с какой-то непонятной грустью проговорил Надеждин. – Только вот настырные эти самураи, смерти не боятся, дерутся отчаянно. За рекой у них собраны большие силы, сопротивляться будут долго.

– Фигня всё это, Гриня, – весело сказал Александр, легонько ударив друга кулаком в грудь. – Сколько бы кобылка не прыгала, а быть ей в хомуте. Попомни мои слова: через месячишко мы с тобой будем сидеть в одном из лучших ресторанов Улан-Удэ и пить водку за победу!

– Главное, проскочить бы, да пера не обронить, – с грустью промолвил Надеждин. – Сколько людей полегло здесь только за несколько часов! А сколько ещё бойцов останется лежать в этой степи?

– Что-то ты, дружище, совсем скис, – с недовольством заметил Александр. – Уж не помирать ли собрался?

– Не-е, Сано, на кладбище всегда успеется. Мне ещё нужно хохлушку отыскать, детей ей настрогать, затем состариться, и только после этого думать о смерти, – немного повеселев, усмехнулся Григорий.

Друзья балагурили до тех пор, пока не послышалась усилившаяся канонада.

– Кажись, погнали японское стадо на нас, – проговорил Надеждин, прислушиваясь к разрывам снарядов за холмом. – Надо готовиться к встрече. А то ещё застукает комвзвода за вольность – обоим прилетит на орехи.

Григорий перебрался в свой окоп. Через полчаса из-за холма показались первые разрозненные группы самураев. Они двигались прямо на позиции роты Климова…

***

Григорий Надеждин не погиб ни в этом бою, ни в последующих атаках позднее. Смерть миновала его и 20 августа, когда их полк на рассвете подвергся массированной бомбардировке с воздуха. И даже через три дня, в последней решающей схватке, он уцелел.

Это был самый жестокий бой из всех предыдущих, в которых ему с Александром Удаловым довелось участвовать. В этот день, как потом выразился сам Григорий, состоялось схождение в ад. Переправившись через Халхин-Гол, полк Слотина включился в запланированную операцию по окружению японской дивизии на восточном берегу реки.

Работала авиация противника, бомбы ложились очень кучно, взметая на воздух выхваченную разрывом землю вместе с телами красноармейцев. После налёта авиации заработала советская артиллерия. Больше часа стоял грохот и свист. Земля дрожала непрерывно, будто её лихорадило, как живой организм. А потом, под мелодию «Интернационала», вырывающуюся из громкоговорителей, установленных на бронемашинах, поднялась озверевшая пехота и ринулась за танками сметать ненавистных самураев. Яростный крик «Ура!», взметнувшийся над степью в начале атаки, не смолкал до окончания боя. Кольцо окружения сомкнулось.

Бои по уничтожению окружённой группировки японцев продолжались до конца августа. Потери были большими, исчислялись несколькими тысячами погибших солдат с обеих сторон. После каждого боя степь пестрела трупами.

Командир полка распорядился сформировать похоронную команду. В её составе пришлось поработать и Удалову с Надеждиным. Раненых вытаскивали санитары с поля боя в дневное время под огнём, убитых хоронили по ночам. Это был настоящий конвейер погребения.