Богдана Потехина - Война за нашими окнами

Немцы тогда у нас вовсю хозяйничали. В школе устроили комендатуру. Как стемнеет, запрещали ходить по улице, жечь в доме огонь. Но мать зажгла в подполе крохотную свечку, устроила отца там. Долго мы его прятали. В деревне было много предателей, тех, кто за лишнюю подачку готовы были всё что угодно сделать. Отец распух весь, особенно ноги, как колода, ходил он с трудом. Как немного поправился – перебрался в лес. Собрал вокруг себя таких же подпольщиков. Они взрывали пути, устраивали диверсии на фабрике, потом вышли на партизан.

Партизаны в наших краях действовали активно. Освобождали целые районы, восстанавливали там колхозы, советскую власть. На оккупированных территориях было много партизанских информаторов, которые предупреждали, если немцы готовили какие-то операции.

Вот так однажды приезжают к нам в село и говорят: «Уходите все в лес. Готовьте землянки, прячьте продукты. Немцы собирают силы, будут жечь деревни в округе, и вы первые». Помогли с транспортом, мы вывезли всё, что могли, накопали землянок. Но в лес уходить не торопились, всё-таки холодно там, неудобно. А тут родные хаты.

Дежурили по очереди на дороге. Если немцы появятся, дежурный должен был бежать и кричать, тогда все ушли бы в лес. Мать тоже ходила, но её прогоняли:

– Засмотришься на дитя, пропустишь немцев.

Но мать боялась, что соседи сами сбегут, а её бросят, не предупредят. Поэтому – меня за пазуху и тоже ходила на дорогу.

Как-то так стоят, дежурят. А тут подходит сосед с велосипедом. Говорит:

– Идите вы по домам, я съезжу посмотрю, что там.

Поехал. И сотни шагов не проехал, смотрят – упал и лежит недвижно. И – эхо выстрела. Оказывается, немцы уже недалеко, к деревне цепью идут. Впереди солдаты, полицаи, за ними – техника.

Мать в доме, на столе держала документы, чтоб сразу схватить, если что. Даже те документы не успела подхватить. Детей, босых, голых, – в окно и бежать к лесу.

Немцы увидели бегущих, давай стрелять вслед. Мотоциклы завели, ревут. С мамой рядом бежала женщина с дитём на руках, так пуля попала ей в спину. Женщина упала мертвая, ребёнок с криком покатился по земле. Никто не подобрал. Самим бы убежать.

Сразу дома подожгли, они занялись, как спички.

Уже до леса мы добежали, прячемся среди деревьев от пуль. А каратели за нами, кого догонят – тут же стреляют. Добежали мы до землянок, да только и там нас нашли. Мать загнала нас в землянку, а там уже сидели соседские дети. Тринадцать человек собралась – мать четырнадцатая. Укрыла, кого могла, собой, затаилась.

Слышим, ходят по лесу. Отыскали землянку – крик поднялся. Один выстрел, второй, очередь из автомата. И тишина. Убили всех. Следующую землянку ищут.

В нашу землянку солдат зашел. Обычный мужик, только в форме чужой. Мать тогда подумала: «Всё, смерть пришла». А он тронул её за плечо, показывает: «Сидите тихо, а то придут ЭТИ». И показывает на шевроне крест. Да дети и сами все поняли, затаились. Солдат вышел, выстрелил несколько раз в воздух. К нему кто-то подошёл, спросил. Тот, видно, ответил, что убил всех. Не стали проверять, дальше ушли. Мать потом молилась за этого солдата. Он не только нас спас.

От всей деревни только четыре семьи осталось. Три землянки то ли не нашли, то ли тоже, как нас, солдаты пожалели.

День и ночь мы потом сидели, прятались. Как затихло всё, вышли. Копали ложками, ножами могилки неглубокие, стягивали туда убитых. Копали молча, даже дети не плакали над матерями. Присыпали их землёй, чтобы только лица закрыть.

Куда идти? Землянки наши раскрыты, запасов не осталось. Пошли обратно в деревню. Тела на улицах, пепелище, обгорелые печи… Крайние хаты уцелели, так мы все в них набились. Тесно было, душно, а ещё очень страшно. Но поддерживали друг друга.

Женщины ходили по деревне, копались на пепелищах. То чугунок принесут уцелевший, то топор без топорища, то гвоздей пригоршню. То кости найдут, поплачут и втайне от нас, детей, закопают.

Кое-как продержались.

Потом партизаны пришли, и были долгие бои за наш район. Немцев выбили, вернули советскую власть. Они приходили к нам, помогали. Но у самих мало припасов было, делились последним.

Немцы отступали – пожгли поля, зерно. Мы ходили по полям, собирали по горсточке, по колоску обугленные зёрнышки. Варили из них жидкую похлёбку.

А как-то случилась у нас большая радость. Из леса вместе с партизанами вышел отец. Они встречали Рокоссовского. Командующий ехал с Любани через наши края. Останавливался, расспрашивал. Заглянул к нам. Увидел выжившие партизанские семьи, мать с кучей своих и чужих детей. Приказал поставить на довольствие.

Потом переселили нас в Копыль, отдали конюшню, чтоб было где жить. Отец приходил с отряда, поставил нам буржуйку.

Через некоторое время немцам надоело, что партизаны хозяйничают у них под боком. Опять начались бои. Просыпаемся как-то, а на дороге опять немцы. Снова, получается, мы в оккупации.

У отца был брат, ему в войну только 16 стукнуло. Они вдвоём решили вывезти мать с оккупированной территории в партизанскую зону. А как из Копыля выйти? Как по дороге проехать? Кругом посты, патрули. Нужны документы, пропуска, а их не дают. Мать пошла в комендатуру, наплела с три короба, мол, у неё мать больная в Любани, дайте пропуск, наведать надо. Немцы тоже не дураки. Пропуск дали только один. Мол, куда ты без детей денешься, вернёшься.

Брат отца приехал на телеге. За его спиной стояли несколько куфаров (сундуков). Посадили детей по этим сундукам, тряпьём завалили. Поехали.

Первый пост. К нему очередь из телег, впереди дядька с сеном. Полицай проверяет дотошно, не спрятался ли там кто-нибудь, тыкает вилами в сено. У матери сердце колотится, только бы никто из детей голоса не подал. Пропустили, дошли до нашей телеги.

– Документы! – хмуро рявкает полицай.

Мать с дядькой подают пропуска.

– Что в сундуках?

– Одежка старая, – мать подпускает слезу в голос. – Мать у меня хворая, ей надо. И на продажу. Еда совсем кончилась.

Полицай приоткрывает крышку одного из сундуков. Видит старое тряпьё, рваное, в каких-то пятнах, брезгливо морщит нос.

– Проезжайте!

На втором посту немцы. Тоже заглянули в сундук, плюнули. Что-то между собой поговорили о свиньях, которые эту одежду носить будут. А мать молится, чтоб никто из детей в пыли одежной не чихнул, не кашлянул, не заплакал.

Третий пост. Сонный полицай с перевязанной щекой. Тому лень. Даже в сундуки не полез. Посмотрел документы и махнул рукой:

– Проезжайте!

Так и доехали.

Устроили нас в деревне у какой-то женщины. Она нас сильно не любила, детей много, играют, шумят. Мать ушла на работу, так хозяйка поставила у порога топоры, пилы и начала нас крапивой гонять. Мы бегаем, падаем, топоры эти цепляем. В крови все.