Георгий Орлов - Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921

Положение наше нельзя назвать особенно красивым. Почти все, за исключением 2–3 офицеров, у которых были револьверы, абсолютно без всякого оружия. Что делается кругом на фронте, мы почти не знаем, почему-то сидим и чего-то ждем. На всякий случай мы с Андреем решили пойти к себе на квартиру и сложить вещи. Хозяева наши к этому времени почти успели уложиться и убрать решительно всё. В это утро вернулся домой сын хозяина, который был добровольцем в армии. От него я узнал, что он больше не собирается возвращаться в армию. Я воспользовался этим обстоятельством и взял у него винтовку и патронташ с 50 патронами.

Около 7–8 утра в этот день произошла довольно любопытная встреча. Среди беженцев, идущих пешком, я увидел одного пожилого господина, с которым мы познакомились в пути из Могилева в Киев. Он тогда ехал из Петрограда и говорил, что по делам фирмы Нобель собирается проехать на Кавказ. Он тогда рассказывал нам о том, как его ловили красногвардейцы при проезде через границу в Орше и, проехав эту границу, думал, что он уже почти избавлен от дальнейших злоключений в дороге. Теперь он обрадовался, увидев нас, и сообщил, что все свои вещи ему пришлось оставить в Армавире и что он заплатил бы сколько угодно за подводу, если бы ее можно было достать. В данный момент он собирается пройти на станцию Кавказскую, до которой больше 70 верст, и спрашивал нас, не могут ли большевики перерезать ему дороги. Мы посидели с ним четверть часа на скамейке, поговорили, и он пошел дальше со своим маленьким ручным чемоданчиком и вместе со своей дамой.

Часов около 10 утра поднялся я на гору около церкви, откуда очень хорошо было видно место боя, можно было в некоторых случаях различить движение отдельных людей. Большевики напирали на Армавир с трех сторон. Против Прочноокопской они нажимали на Владикавказскую железную дорогу. Наш броневик работал по этой дороге, а большевистский – по Туапсинской.

В этот день к нам в батарею приехали прапорщик 32и юнкер Отченашевы. Из Армавира в Прочноокопскую перебралось и их семейство: родители, жена юнкера, сестра жены его с мужем прапорщиком Мяснянкиным. Говорят, что этот Мяснянкин страшно богатый человек, у него здесь больше 3 с половиной тысяч десятин и кожевенный завод в Армавире. Посмотрев на него, этого сказать никак нельзя, так как вид у него самый захудалый.

К полудню собрались и выехали наши хозяева, дом остался совсем пустой. Так как кухня по-видимому не собиралась готовить нам сегодня, то я сказал сыну хозяина, чтобы он зарезал и сварил нам двух куриц. Андрей словчил себе в обозе еще одну винтовку, таким путем мы с ним слегка вооружились. Обозы с беженцами тянулись весь день и только к вечеру этот непрерывный поток наконец прекратился. С наступлением темноты стрельба начала затихать и совсем прекратилась. Наши части удерживались по ту сторону железной дороги.

13.09.1918.С утра опять началась оживленная перестрелка, и красные снова повели наступление. Станица в этот день совсем опустела. Почти все жители успели уже выехать, за очень немногими исключениями. На улицах никого не видно, и только куры, свиньи и собаки иной раз переходят через дорогу. Семейство Отченашевых наконец нашло себе подводу и уехало в Ставрополь. Весь вчерашний день они сидели на улице около дома, в котором жил Михаил Петрович, и тщетно старались найти себе подводу. Остались здесь только прапорщик Мяснянкин и его жена Елена Ивановна.

В этот день мы своим взводом решили устроить общий ужин, для которого каждый из нас должен был что-нибудь достать. Я опять заказал сыну своего хозяина двух кур. Целый день Людмила Васильевна и Елена Ивановна что-то варили, жарили и пекли. Так как у нас в доме не осталось ничего, кроме голых досок на постелях, и кроме того мы жили несколько далеко от всех остальных, то мы с Андреем решили переехать поближе к нашим и заняли пустую комнату в другом доме, в котором жили вольноопределяющиеся и занимали там одну комнату. Хозяев и там тоже не было, и дом совершенно пустовал.

Про одного из этих вольноопределяющихся, Богурского, рассказывали любопытный случай. Он страшно любит спать и скоро засыпает, там, где можно и где нельзя. Однажды, стоя на ответственном посту, он уснул. Ему приснилось, что его сменили, тогда он встал и совершенно спокойно ушел с поста.

Вечером весь наш взвод вместе с командиром собрался к Михаилу Петровичу, и устроили выпивку с приготовленной закуской. Выпили в общем изрядное количество. Некоторые совсем были невменяемы. Николай Николаевич всё время пытался рассказать про старика Овидия, но это ему не удавалось. Конечно, пробовали петь всем хором и прокричали кому-то «ура», которое было настолько внушительно, что наши обозчики не на шутку перепугались, думая, что красногвардейцы ворвались в станицу. Устроились мы с Андреем на голом полу на ночь, подложив под себя шинели и под голову наши мешки с вещами. Довольно неудобно и жестко, но разворачивать все вещи и доставать одеяла в виду тревожного времени не хотелось.

14.09.1918.Утром я проснулся очень рано и пошел посмотреть, что делается в доме у Михаила Петровича. Там творилось что-то невероятное. Всюду на постелях, на полу и под столом спали, всюду валялись огрызки, корки и разные кости. Одним словом, делалось черт знает что, если добавить, что некоторые вернули весь выпитый спирт обратно. Отсюда я отправился к Александру Александровичу. На балконе у него валялась отрубленная куриная голова и куча перьев, а в доме почти сырые объеденные части курицы. Оказывается, что им этого показалось мало, и, придя домой вчера ночью, они решили еще выпить. Когда они разводили спирт, Алекс. Алекс., желая испытать крепость водки, пробовал зажечь ее спичкой. В это время спирт вспыхнул и опалил Петру Петровичу руки, шею и губы, так что везде у него вскочили волдыри.

Красногвардейцы продолжали наступать, и опять слышна была сильная пальба. Когда я вернулся домой, то застал одного из вольноперов <���вольноопределяющихся. – Ред. > за ловлей поросенка. После некоторых усилий он поймал его и заколол штыком. Поросенок попался не маленький, а так пуда на полтора. Кухня нас в эти дни почти не кормила, так что каждому приходилось добывать себе пищу, кто как умеет. Даже хлеб перестали выдавать. Один день выдали сухари, а потом и это прекратилось.

С утра на наш участок фронта начали подходить подкрепления, но большевики нажимали все-таки настолько сильно, что пришлось сдать им половину Армавира, укрепившись и забаррикадировавшись на улицах другой половины. Бой продолжался на улицах города.

Вечером сидели на скамейке небольшой компанией и обсуждали создавшееся положение. Когда разговор переменился, Андрей между прочим сказал Николаю Николаевичу, что у него штатский вид. Он сильно на это обиделся. Я не понимаю такой обиды, так как сам считаю себя временным лицом на военной службе и следовательно штатским человеком.