Георгий Орлов - Дневник добровольца. Хроника гражданской войны. 1918–1921

26.11.1918.Снег шел всю ночь, и к утру открылась уже санная дорога, так как толщина снежного покрова доходила уже до 3–4 вершков. Стало довольно холодно, и ноги начинают уже подмерзать на улице. Я вообразил, как мерзли бы мы, если бы до этих пор оставались жить у Рудичевых. Здесь все-таки в комнате всё время держится нормальная температура. Никак только не можем устроиться со столом, с нашей кухней одно безобразие. Считается, что мы состоим на казенном довольствии, а между тем там варят такие обеды и ужины, к которым редко бывает можно притронуться. Несколько раз возбуждали вопрос о том, чтобы нам выдавали вместо казенной еды деньгами или те продукты, которые на каждого из нас отпускаются натурой, но из этого ничего не вышло. Пришлось махнуть на кухню рукой и питаться, пока можно, на стороне за свои деньги. В этом, конечно, мало интересного.

Вечером собралась опять компания поиграть в «железку». Я принял в этом деле участие, но на этот раз не совсем удачно, так как эта комбинация обошлась мне свыше 600 рублей. Андрей страшно возмущался, узнав про этот номер, и всё время брюзжал и ворчал. Я же ему доказывал, что всякая неудача, в том числе и проигрыш, оказывают на человека некоторое хорошее влияние и имеют отчасти воспитательное значение, так как приучают человека к известной выдержке, спокойствию и заставляют его спокойнее относиться ко всему, конечно, в том только случае, если этот проигрыш не настолько велик, что заставляет себя чувствовать в течение очень долгого времени. На меня лично иногда проигрыши действуют очень хорошо; получается невредная встряска, которая отнюдь не мешает среди общего равновесия. Как бы там ни было, я успокоил Андрея тем, что сделанного не поправишь, а поэтому говорить об этом много не приходится. На жизнь деньги у нас еще остались, а покупку каких-либо вещей придется отложить до более благоприятных финансовых обстоятельств.

27.11.1918.Сегодня по случаю девятого дня со смерти Яшке устраивали общую панихиду в главной церкви станицы. Андрей всё еще не может прийти в себя после моего проигрыша и продолжает на меня дуться. В общем, живем мы с ним очень хорошо, несмотря на то, что характеры и привычки у нас совершенно различные. Он ведет всё хозяйство нашей общей и несложной жизни, моет после чая посуду и следит за порядком и чистотой. В этом отношении я ему вполне доверился и почти всегда соглашаюсь со всеми его проектами. Деньги у нас тоже общие и тратятся они также на общие потребности. Когда я выигрывал, то деньги тоже поступали в общее распоряжение. На себя лично каждый в месяц тратил очень немного и приблизительно одинаково. Жаль только то, что за последнее время он стал очень раздражителен, волнуется и возмущается из-за всякой мелочи и усвоил себе привычку немилосердно ругаться и выражаться не совсем литературными сравнениями. Я нередко его останавливаю и сам никогда не ругался еще в жизни, но это на него не действует.

28.11.1918.Нескольких офицеров нашей батареи отправили в Керчь. Поговаривают о том, что скоро части Добровольческой армии будут выдвинуты на Украину. Если судить по газетам, то там такое положение, что спасти его может только скорый приход союзников и нашей армии. Как оказывается, борьба с большевизмом и анархией даже для организованной армии совсем не такое легкое дело. Нужны очень большие силы для того, чтобы не только восстановить, но и поддерживать порядок. Когда я ехал сюда в армию, то мне казалось, что восстановление порядка пойдет значительно более скорыми шагами, чем всё это получается на самом деле. Чересчур уж сильно распустился народ, и, кроме того, среди всех сил, борющихся с Совдепией, нет того единения, которого можно было бы ожидать. Кроме того, советские войска представляют собой теперь нечто уже значительно лучше организованное, чем раньше. Иногда они выдерживают очень упорные бои и дерутся с большим ожесточением. Рассказывают, что недавно большевики атаковали в пешем строю наш бронированный автомобиль и, подбежав к нему вплотную, с редкой яростью набрасывались на него, били по бронированным щитам прикладами и в бессилии кололи их штыками.

29.11.1918.У нашей хозяйки есть несколько интересных кур и петушки совсем небольшой величины. Куры эти относятся к породе «корольков». Один из этих петушков всё время взлетает на бочку и почти беспрерывно кричит своим тоненьким голоском, а другой важно расхаживает по двору и очень часто даже задирается с людьми. Догонит кого-нибудь, подскочит и ударит крыльями по ноге. Довольно забавна вся его манера задираться, в особенности, если принять во внимание, что сам он по величине только немного превосходит голубя. Хозяйка говорит, что он в драке побивает и больших петухов, и даже индюков.

По вечерам мы с Андреем обыкновенно читаем. Он по-прежнему изумляет меня своим быстрым чтением: в очень короткое время он проглатывает что-то очень много страниц и успевает прочесть раза в три больше, чем я. В последнее время я занялся чтением Шеллера-Михайлова; и нахожу, что он совсем не так скучен, как мне казалось раньше. За этот год я сильно пристрастился к чтению и с большим удовольствием просиживал в Могилеве целыми днями и вечерами за книгой. Сколько раз невольно вспоминаешь свои гимназические годы и до глубины души возмущаешься тем времяпрепровождением, которое в то время казалось более интересным, и занимательным. За те свободные часы и дни, которые тогда тратились на пустую игру в карты и на выпивку, которая нередко принимала не совсем красивые и интересные формы, можно было очень многое прочесть и вообще значительно больше сделать для своего развития и образования, чем это было сделано на самом деле. Скверно то, что сознаешь это всё значительно позже, чем бы это нужно было. В этом виноваты и мы сами, и общая постановка дела, и общая всем русским черта, благодаря которой «у нас всё делается своевременно или даже несколько позднее», вследствие которой мы всегда бываем умны только задним умом. В этом всё наше несчастье.

30.11.1918.Сегодня день Ангела Андрея. Совершенно случайно этот день ознаменовался приятным и радостным событием. За всё это время мы получили сегодня первую весть относительно положения нашего дома. Андрей получил из Киева от Нади Сазоновой письмо, в котором она сообщает, что наши перед вступлением большевиков в Могилев переехали в Гомель и живут теперь где-то за городом на даче. Им дали целый вагон и они перевезли почти все свои вещи. Из Могилева, по ее словам, бежали решительно все. Сазонов же остался в Могилеве. Свирелин тоже куда-то уехал. Этих сведений о доме, конечно, недостаточно, но лучше что-либо, чем ничего. Кроме того, теперь можно быть несколько спокойным в том отношении, что непосредственная опасность их жизни пока не угрожает. Я раньше ломал голову и не знал, переехали они или остались.