Ирина Роскина - Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945

Мой адрес: Действующая армия, 33 Полевая почтовая станция, 22 СП, Санчасть. Целую тебя еще раз.

Дорогая моя Наташа, сегодня я послал заявление в Литфонд, чтобы он выслал деньги (около 900 р.) в Гаврилов Ям на имя бабушки (адрес я сообщил такой: Гаврилов Ям Яросл. обл. 1 Советская улица д. 21 – правильно?). Надеюсь, что в ближайшее время деньги дойдут до вас. Если же вы уедете, обязательнооставьте распоряжение, куда эти деньги переслать.

У меня все по старому. Вчера получил от тебя две открытки. Помни, что твои письма для меня большая радость, пиши, как можно чаще, не смущаясь тем, что писать «не о чем».

Очень рад, что Сергей Дмитр. дома. Как это произошло?

Крепко целую тебя, передай самый сердечный привет бабушке Розе. Твой папа.

Дорогая Наташа, письма твои получаю довольно аккуратно. Пиши мне почаще. Попробуй их нумеровать, чтобы я знал, не пропадают ли они. На днях поручил одному знакомому послать тебе телеграфный перевод на 300 р., кроме того, написал в Литфонд, чтобы они переслали тебе около 900 р., которые Литфонд мне должен.

От бабушки Розы я также имел письмо. Передай ей мой привет.

С нетерпением жду разрешения вопроса о вашем переезде.

Живу скучновато. Ничего не читаю, с собой у меня только томик стихов Пушкина. Перечитываю их без конца.

Я послал Моте доверенность на получение моих денег из сберкассы. Она будет посылать их тебе, а также и мне снаряжать посылки – многого не хватает. Целую тебя крепко. Папа.

Дорогие мои, сколько вам приходится переносить, думаю о вас беспрерывно. Мы подъезжаем к Горькому на прекрасном пароходе. Дети устроены во втором классе. Маленькие очень хорошо, старшие страшно тесно. Погода неважная, свежо. Одеты дети достаточно тепло и получают удовольствие от катания по Волге. Рассчитываем ориентировочно прибыть в Пермь 26-го, но пока там получим путевку и устроимся. В общем мы несвоевременно получаем развлечение. Ведь я раньше Волги не знала. Дам Гоге телеграмму, может быть, он меня встретит в Казани. Пишите мне, ради Бога, подробнее. Целую.

Моя любимая Натусенька, вчера получил открытку от бабушки и обнадеженный тем, что открытка дошла, решил написать вам всем. Бабушке и Лешеньке пишу одновременно. Между прочим, одна твоя открытка дошла до меня окольным путем, передал мне ее один товарищ, приехавший из полка. Я по-прежнему в Ленинграде, живу дома с Вероничкой и Кларой! Все мы здоровы, чувствуем себя спокойно, несмотря на военную обстановку. Я стараюсь не отвыкать от работы. Помимо отдельных стихов для радио, набрасываю книгу о Пушкине, которую давно задумал и все никак не мог написать. А теперь почему-то в военное время с удовольствием разбираю старые свои заметки, и главное отдыхаю, вчитываясь снова с особенным вниманием в поэмы, стихи и драмы Пушкина. Между прочим, прости мне неразборчивый почерк. Пишу ночью, на чердаке, во время дежурства и держу бумагу на коленях. Вероника и [след. стр. не сохранилась ]

Дорогая Наташа, так как я не уверен, что все мои письма доходят, то повторяю то, что сообщал уже раньше: я передал 300 р. для пересылке тебе телеграфом и кроме того распорядился, чтобы Литфонд (тоже телеграфом) пересылал бы тебе около 900 р. Как только получишь, извести, пожалуйста. Мой адрес немного переменился – см. на оборот.Пиши именно так.

Новостей у меня особых нет. Вчера очутился ненадолго в одном маленьком городке, и после долгой жизни по деревням было особенно приятно пользоваться благами культуры.

Крепко тебя целую. Твой папа.

(На обороте: Действующая армия, Полевая почтовая станция 33, вч 1299, санчасть. А. Роскин)

Больше писем от отца Наташа не получала. Она еще долго – много лет – пыталась узнать о его судьбе, надеялась, что он жив и вернется.

А письма из Ленинграда – это уже письма из блокады, начавшейся 8 сентября 1941.

Милая моя Натусенька! Несколько дней назад я написал письма тебе и бабушке и отправил их в Гаврилов Ям. А затем из телеграмм в Литфонд и Лидии Давыдовне узнал, что вы все уехали. Теперь пробую передать письмо через писательницу [116], которая должна до вас добраться. Она сопровождает Ахматову и вылетает с ней из Ленинграда на самолете. Кстати сказать, Ахматова хотела, чтобы ехали с ней я и Вероника. Но Союз меня не выпустил, да и эта писательница перебежала мне дорогу. А я было надеялся некоторое время, что скоро увижу вас всех и обниму тебя. Но не судьба. Все время представлял себе, как вы путешествуете по Волге. Места от Горького до Казани мне знакомы, но Каму повидать не приходилось, а Молотов только проезжал по дороге в Сибирь [117]. Вот уж не думалось тогда в мае, что вас забросит туда. Как странно и грустно всё обернулось. Я живу по-прежнему дома с Кл. Гитм. и Вероничкой. Ночуют они в первом этаже. Мое же время делится между работой на радио и дежурствами во время тревог на крышах и чердаках. Для радио написал массу стихов. Мог бы собрать книгу, но не сделаю этого, так как стихи посредственные. Я их забываю, черновики не храню, и они пролетают бесследно через эфир, не задевая, вероятно, никого. И сам я их не слушаю. Все это пустяки, лишь бы скорее кончилась война и мы бы встретились. Недавно проезжал мимо твоей школы, она цела, что в ней помещается, не знаю. У Веронички в школе занятия не начались. Последние дни у нас спокойней и, кажется, станет все нормальней. Кто знает, может, пойдут эшелоны. Тогда, пожалуй, Вероничка поедет с Кл. Гитмановной. А что касается меня, то будущее мое от меня не зависит. Знаю только, что когда бы мы с тобой ни встретились, это будет для меня исключительно радостным днем. Очень я тебя помню и люблю, моя Тусенька. Как хотелось бы, чтоб ты не скучала, а жила весело и удобно. Постараюсь впоследствии всеми силами помочь тебе быть счастливой и радостной. До свидания, любимая моя девочка. Надо кончать и относить письмо. Крепко-крепко целую тебя. Твой С

Дорогие мои, что с вами, живы ли вы? [118]Последнее известие от вас у меня [неразб . ], когда молнировала вам адрес 18/IX. Теперь сидим здесь, оторванные от всего мира, без радио, без освещения (не от того, что оно запрещено, а от того, что его просто нет). Лучше не буду описывать, куда мы попали. Горева и Розенфельда, которые место выбирали, надо было бы линчевать [119]. Дети здоровы. Завтра, Бог даст, все пойдут в школу. Что с Ниной, что с Саррой? Где Нюша?