Макс Поляновский - Судьба запасного гвардейца

Отъезд был назначен на восемь утра. Клюева, будто невзначай, раза два-три сказала: «ваш малыш», «ваш сынок» — и видела, как теплеют при этих словах мрачноватые глаза Гасилова. Только что она услышала от командира полка: Гасилов считает семью свою погибшей. Мать, жену и новорожденного малыша. Из Средней Азии, где ему довелось работать накануне войны, Гасилов отправил молодую жену в Белоруссию, к своей матери. Сын родился без него, в небольшом пограничном городке. И сразу же по этим местам прокатилась огненная волна взрывов, пожаров, полились кровавые реки. Где ж тут было уцелеть двум женщинам с крохотным ребенком на руках?

О своем горе Гасилов не говорил ни с кем — не мог. Скупо и кратко поведал лишь командиру полка, давнему своему товарищу, которого не без труда отыскал на фронтовых дорогах.

— Будьте осторожны, сберегите ему второго сына, — напутствовал командир полка санинструктора Клюеву. — Если, на счастье, отыщет он после войны свою семью, пусть растут рядом двое мальчишек.

— Есть сберечь ребенка, — уверенно ответила Клюева.

Гасилову она сказала проще:

— Вы, Юрий Петрович, за сынка не тревожьтесь: отдам его только в добрые руки, и станет он ждать вас до конца войны.

— Спасибо, Варвара… Варя, дорогая, — взволнованно произнес Гасилов.

Мог ли предположить он после этого разговора, когда на несколько часов попрощался с Клюевой и растянулся на койке рядом со своим Павликом, мог ли он предположить, что надвигающаяся фронтовая ночь круто изменит ход событий?

В эту последнюю ночь, всего за несколько часов до намеченной эвакуации ребенка, произошло то, чего с таким нетерпением ожидали все в полку, в том числе и Гасилов: из штаба фронта прибыл боевой приказ о немедленном выступлении.

Еще не рассвело, а гвардейское хозяйство уже полностью было на колесах.

Так вот само собой получилось, что Павлик Гасилов, известный всему полку под кличкой «запасной гвардеец», не был в то утро эвакуирован и вместо Саратова оказался еще ближе к войне, почти у самых огневых позиций, занятых полком гвардейских минометов.

Получив приказ о наступлении, командир полка тотчас вызвал к себе начальника штаба и Гасилова.

— Поздравляю, товарищи, — сказал он. — Командование фронта направило в наш полк новое реактивное оружие. Сегодня же мы получим усовершенствованный миномет и сегодня же испробуем его в бою. Это большая честь! — И командир протянул Гасилову секретные чертежи, с которыми следовало немедленно ознакомиться.

Кроме того, Гасилову предстояло выбрать и подготовить позицию, откуда новые минометы дадут первые залпы по врагу. Во время обстрела инженер-капитану следовало находиться на огневом рубеже: командование ожидало подробного отчета о боевых качествах нового оружия.

Гасилов не стал медлить. Он позволил себе задержаться лишь на несколько минут: бережно перенес спящего Павлика в блиндаж медпункта и простился с ним. Павлик спал в корыте, поставленном на две табуретки неподалеку от печки. Мальчик был сыт. Филиппыч с гордостью доложил, что после «прогулки» он выпил два рожка с бульоном и один с молоком, которое надоил от приблудившейся «ничейной» козы водитель Васьков.

Вообще старый солдат Филиппыч, участник гражданской войны, воспринял новые обязанности с необычайной серьезностью: надо было видеть его лицо, когда Клюева подробно ему объясняла, как нужно варить манную кашу, подогревать в бутылочке молоко, стирать пеленки. Ничем подобным не доводилось раньше заниматься потомственному слесарю, отцу взрослых детей, солдату. Дома кормила и обстирывала детей жена, зато здесь, на передовой, уход за ребенком означал борьбу за эту едва теплящуюся жизнь. И Филиппыч с жаром принял на себя обязанности няньки…

Гасилов поцеловал Павлика, кивнул своим боевым товарищам и покинул блиндаж.

Стояла предрассветная темень. В штабе Гасилов узнал, что разведка обнаружила большие скопления вражеских войск, готовившихся к новой атаке. Опередить фашистские танки, обрушить на врага огонь, не дать ему подняться в атаку — такой была задача гвардейского минометного полка.

Все «катюши», в том числе и вновь прибывшие, обрушили на фашистов такой шквал огня, что вся их могучая техника, подтянутая к этому участку фронта, была испепелена и уничтожена.

Сразу после боя новое орудие было отведено от огневой позиции. Но то место, откуда раздались первые беспощадные залпы, оказалось, по-видимому, засеченным: едва кончилась атака, в этот пункт посыпались вражеские снаряды.

Гасилов уехал с огневой позиции последним. На этот раз он вел машину сам, в кромешной тьме, особенно густой после недавней огненной атаки. Пришлось включить подфарник — он излучал синий свет, настолько слабый, что, сколько ни вглядывался Гасилов, ему не удавалось различить впереди ничего: ни обожженных стволов, ни проложенной между ними узкой лесной дороги. Приходилось ехать очень медленно, почти наугад, стараясь уйти как можно дальше от опасного места. Но когда Гасилов в очередной раз вышел, чтобы измерить шагами ближайший участок дороги, а потом вновь сел за руль, впереди тяжело ухнуло. Машину приподняло в воздух и тут же вновь швырнуло на землю, а Гасилов ощутил острую боль в боку и в ноге.

Ничего в темноте не видя и еще не осознав происшедшего, Юрий Петрович некоторое время продолжал по инерции вести машину, однако боль с новой силой напомнила о себе, руки, сразу ослабевшие, отказались повиноваться. И все же огромным усилием он заставил руки подняться. Теперь он мог только сигналить: как раненый зверь, машина взывала о помощи.

Знакомый сигнал услышали артиллеристы, немного раньше обогнавшие Гасилова.

Дальнейшее Гасилов помнил смутно. Машина резко споткнулась и, протащившись еще немного, задрожала и остановилась. Боль, острая, разлившаяся по телу боль, заслонила все. Как его перенесли в другую машину, как доставили на медпункт, Гасилов уже не чувствовал.

…Полковой врач, который несколько дней назад осматривал тогда еще безымянного Павлика, немедля оказал помощь его приемному отцу. Он промыл и перевязал рану, но сказал при этом, что Гасилова необходимо побыстрее отправить в полевой госпиталь на операцию: в ноге и в правом боку засели осколки.

Гасилов то терял сознание, то приходил в себя. Он старался не стонать: неподалеку от него стояло знакомое корыто, а в корыте все так же безмятежно спал Павлик. Однако боль была непереносимой, и Гасилову пришлось сделать укол. Лишь после этого он уснул.

Проснувшись утром, зампотех не сразу вспомнил о случившемся в эту ночь. Он приподнялся на локте, собираясь встать, и почти одновременно почувствовал сильную боль и увидел стоявшего над ним командира полка.