Александр Бабин - Узник концлагеря Дахау

Иван подумал: странно, каких-то несколько минут назад солдаты находились в паническом настроении и вдруг всего лишь одна шутка солдата и уныние как корова языком слизала. Странное существо человек, в школе учителя как объясняли: человек стал, кем он есть, пройдя эволюционный путь развития. Деревенский поп на проповеди говорил обратное, на земле все живое и неживое создано богом. Так зачем бог людей друг на друга натравливает, войны им разные устраивает. Сидит в кресле на небесах и смотрит, как им же созданные люди между собой воюют. Самолетов понастроили, танков, вот винтовка в его руках, раньше секли головы мечами и все для того, чтобы отнять жизнь у другого человека. Так он и сам своей смертью помрет, дай время. Наверно, бог так забавляется, это как в древние времена римляне устраивали гладиаторские бои. Пожил бы он в деревне, там воевать некогда: весной посевная, лето тоже в заботах – сенокос, огородные дела, заготовка дров, осенью вовремя убрать урожай. Гитлер – он совсем другое дело – городской житель, живет на всем готовеньком. Мечтает уничтожить всех евреев, тех же цыган, с мозгами только у него не все в порядке, они что ему плохого сделали, девушку любимую отбили? Да и нас, русских, включил в свой список, а мы с немцами почти одной крови и кожа белая, как лист бумаги. Поставь рядом – родные братья. А Гитлер явно по лицу – не немец, он себя в зеркале видел, турка завоеванный, так о нем отзывался дед Самойл, старый вояка, увидев его на странице газеты, готовя ее для своей самокрутки. Интересно, как он там поживает, как обычно сидит на лавочке в валенках и табаком дымит.

– Иван, ты что уснул, – спросил его Остап, видя, как он закрыл глаза.

– Родных вспомнил, как они там?

– О нас думают, ждут, когда вернемся. Вот приедем на передовую и дадим немцу под зад. Сколько можно отступать, за спиной столица. Нет, братцы, нам надо гуртом навалиться на немца, – крутя головой, говорил громко, чтобы слышали бойцы. – Мы что зря прошли курс молодого бойца! Стрелять научили, гранаты бросать умеем! Еще бы духу солдатского понабраться. Ну ничего, обвыкнемся, дай время!

Дорога до второй линии обороны прошла без приключений. Командиры распределили бойцов по ротам. Ивана с Остапом определили во взвод лейтенанта Суворова, его внешний вид выдавал в нем старого вояку. Выцветшая гимнастерка, зашитая наспех в нескольких местах, голенища у сапог в гармошку, как будто меха в кузнице. На голове солдатская пилотка песочного цвета, выцветшая от солнца. На ослабленном потрепанном ремне болталась кобура.

Он властно скомандовал строиться:

– Забудьте, что вас учили в учебке, сейчас я ваш учитель, ближе отца родного, – начал свое знакомство офицер, прохаживаясь вдоль шеренги. – Понимаю, моя фамилия вас смутила!? Не родственник ли генералиссимусу Суворову? Не вы первые над ней похихикали, хочется верить, последними будете шутниками, дай бог останетесь живыми. Я третий месяц воюю, на носу сентябрь, четвертые сапоги сносил, из первого состава в строю осталось два человека – я да повар. Для чего это вам говорю, это чтоб на рожон не лезли, присмотритесь, не гонитесь за орденами, на небесах богу они ни к чему. А то сломя голову с винтовкой на танк попретесь, глаза по пятаку, – и как-то хитро посмотрел. – Открою военную тайну – танк вас победит. Сейчас главная ваша задача научиться воевать в окопах, они для вас дом родной. Поговорите с солдатами, они как раз после боя отдыхают. Фриц вчера сунулся, прорвал первую линию обороны, хотел взять нахрапом и наши позиции, но зубы обломал, отброшен на прежний рубеж, сейчас он отдыхает, у немца все по расписанию. А у солдата Красной армии есть время подготовиться к бою: привести в порядок оружие, боеприпасами припастись, да и про свой живот не забывать. Повару дана команда вас с дороги покормить, подождите пяток, а пока пойдемте знакомиться с окопами, тут они недалеко. Голову берегите, снайпера не спят, они страшнее танка. Вопросы есть?

– Родным, когда можно письмо написать, – спросил один из бойцов.

– Успеете написать, только с бумагой на передовой туго, приберегите ее для цигарок. Почта запаздывает, за полком не угнаться, уже как две недели отбиваем немца на этом рубеже, в любой момент перекинут на левый фланг или на правый и где прикажете почте вас искать? На отдых полк отправят, вот там всем родным и напишете.

Офицер еще раз прошелся вдоль шеренги, остановился около бойца небольшого роста, потрогал ремень на его винтовке.

– Подтяните ремень, с оружием будьте осторожны. Гуськом за мной марш, – скомандовал Суворов и пошел в сторону передовой.

Иван, идя, думал, точно такие же напутственные слова, как вести себя в армии, говорил в Кургане старший лейтенант и санитары пару слов прибавили. Стало быть, все командиры на одно лицо и он со временем станет похожим на них, хотя война быстро закончится, недолго осталось ждать конца. Завтра или сегодня они, новобранцы, покажут немцу кузькину мать. Главное, нет страха, странное чувство, легкость в душе. Ну, правильно, организм рвется воевать с фашистом.

На пути у кромки леса на пригорке несколько солдат копали большую яму. Иван подумал, землянку для жилья оборудуют, в сентябре ночи становятся прохладными. Поравнявшись, полноватый солдат в промокшей от пота гимнастерке крикнул:

– Мужики, помогите бойцов похоронить, они вон там, в ложбинке, лежат, – кивнул в сторону леса.

Лейтенант скомандовал:

– Выполнять!

– Иван с Остапом, взяв погибшего бойца за руки и за ноги, понесли к могиле. Все его тело, лицо посечено осколками от снаряда. Санитары предупреждали: бойтесь минометной мины, видно, она и есть эта мина, страшнее танка.

– Вань, что-то много погибших, не меньше взвода, а сколько раненых – рота, а может, и больше. Лейтенант, стало быть, говорил правду, из полка двое их осталось, он да повар.

– Пугал, чтоб мы на рожон не лезли. Я щас об отце подумал, его призвали в первый день войны, интересно, где первый бой принял. Может, в окопе встречу, а Остап, вот было бы здорово! – и тут же пришла такая мысль: на войне без году неделя, несу покойника, а уже смерть погибшего товарища воспринимается как должное. Неужели так быстро черствеет душа. Почувствовал холодок по телу. Нет, меня не убьют, – слова ударили по вискам, – такого с ним не произойдет, ведь дома ждет жена, а родится ребенок, кто с ним будет нянчиться, чужой дядя.

Придя на передовую Иван, увидев окоп, или, как говорил лейтенант, он для вас дом родной, воспринял его слова за шутку. Тот окоп, что видел в учебке, и этот – две стороны медали, кругом обсыпанные брустверы от разорвавшихся мин, груды гильз, смятые котелки, пробитые от пуль каски, винтовки с согнутыми стволами, осколки от снарядов. В стенах окопа выкопаны ниши, в них кучками сидели солдаты. Ниша им служила вместо табурета. Кто-то из бойцов курил, кто-то забивал автоматный диск патронами, взгляд остановился на солдате – он сидел в одних трусах и иголкой зашивал дырки на галифе. Рядом с ним без головного убора седой капитан курил самокрутку: