Сатек Омаров - О героях былых времён…

Я с небольшим перерывов больше трёх лет был на войне, участвовал в десятках боях и каждый раз дивился умению немцев воевать. Хоть вначале войны хоть в конце они были всегда высокоорганизованы и дисциплинированы, их лётчики, танкисты и артиллеристы особенно в первые годы войны, были на голову мастеровитее наших, и к тому же надо признаться, что и героизма немцы проявляли в бою не меньше, чем мы. Когда это было нужно, они также как наши ребята отчаянно шли в рукопашный бой, так же могли биться до последнего патрона, а затем подорвать себя последней гранатой, а их лётчики, так же как и наши при случае шли на таран или совершали пике. В боях под Москвой, а позже и под Харьковом я не раз был свидетелем того, как пара-тройка немецких «мессеров» в считанные минуты расстреляв пять-шесть советских ястребков, успевали ещё отутюжить наши окопы. Конечно, на ту пору наши самолёты были хуже немецких, но тут надо признать, что и мастерства у противника было не занимать.

Вплоть до сталинградской битвы на полях сражений по праву господствовали немецкие танки. Почему по праву, потому, что на то время их машины были куда мощнее и маневреннее наших, а танкисты на порядок опытнее наших ребят. Помню такой случай. Дело было 18 января 1942 года, к этому времени мы уже освободили Наро-Фоминск и шли ожесточенные бои за небольшой городок Верею. Был полдень, едва мы успели похлебать солдатскую кашу, как ротный дал команду занять боевые позиций. Выглянули из окопов и видим: в метрах пятистах со стороны реки Протва на нас движутся немецкие танки и пехота. Разглядели в бинокль, два танка и два САУ. Тут к ним на встречу ринулись семь или восемь наших машин. К великому огорчению немцы быстро расправились с ними и устремились на наши позиции. К счастью, на тот момент по ним метко сработали наши артиллеристы, и их атака захлебнулась. В итоге этого короткого боя все наши танки вместе с экипажами остались догорать на поле сражения, а немцы свои три подбитые единицы благополучно оттащили в тыл. Увы, подобных случаев в начале войны было немало….

Верею мы всё же освободили к утру следующего дня, но тот бой я до сих пор вспоминаю с горечью, там погиб мой друг Володя Коротков с которым дружили ещё с ФЗО, вместе работали на заводе, вместе призывались. Погиб он по глупости, к которой в какой-то мере причастен и я. Дело было так. Как только немецкие танки приблизились к нашим позициям метров на пятьдесят, Володя со связкой гранат проворно выскочил из окопа и с криком «ура» во весь рост побежал в сторону врага. Только успел я крикнуть «ложись» как он тут же был сражен очередью из танкового пулемёта. Когда наш расчёт «сорокопяток» подбил немецкую машину, я ползком добрался до моего друга и так же ползком дотащил его до наших траншей. Когда я уложил его на дно окопа, умирая он смог прошептать: «Вася, больно…». Тут один из бойцов, что стоял неподалёку полуобернувшись бросил: «Кабы не надрался спиртяги был бы жив, а так не за понюх табака, эх…». Эти слова были для меня будь то обухом по голове и я впервые за долгие годы горько зарыдав, упал на грудь погибшего друга. Какое то время я в безумии трясь его, пытаясь оживить, пока бойцы не оттащили меня и парой оплеух не привели в чувство. В нелепой гибели друга я винил себя. Дело в том, что когда во время обеда раздавали «наркомовские сто грамм» я, чувствуя себя не очень хорошо (у меня болел правый бок) отказался было от своей нормы, но Володя уговорил отдать её ему. Спирт был в тот день неразбавленный и две чарки на голодный желудок (каша на воде была единственной за полторы сутки) основательно шибанули в его горячую голову. Так, в пылу хмельного угара мой дорогой друг совершил непоправимое…. Эх, как порой за нашу глупость или необдуманное слово приходится дорого расплачиваться».

После этих слов герой нашей повести надолго задумался глядя на наступившие за окном сумерки, а за тем вдруг неожиданно предложил: «А давай-ка мы с тобой пойдём в баньку. Вон Лёшка уже вернулся, видимо славно попарился, сияет как новенький червонец». Страстный любитель парной бани я с удовольствием принял его предложение.

На следующий день старик разбудил меня в шесть утра и объявил, что едем на рыбалку. Не смотря на желание ещё немного поспать, пришлось согласиться. За завтраком, чтобы приободрить меня он живо воскликнул: «Гляди, как солнце ярко светит да и погоду обещают тёплую – плюс 10-12 градусов. Думаю, что рыбалка будет отменной».

Едва выехали из дома на его ещё не старом, и довольно ходком «412 Москвиче», как он заявил, что едем к «Красноармейской» пристани и знает места, где можно половить сома, леща, сазана и ещё кое-какую рыбину. Честно говоря, всё это на тот момент меня мало интересовало, так как я, всё ещё не совсем отошёл от сна, к тому же в салоне было зябко. Пробубнив в ответ «ладно» я плотнее запахнул фуфайку и закрыл глаза.

Место, куда привёз меня старик находилось в полукилометре от пристани и было ровным как на пляже – никакой растительности, ни бугорка ни холмика спереди река, по берегу галька и песок. «Что можно здесь наловить, какая может быть на пляже рыбалка?» – с сомнением подумал я, помогая старику стаскивать наши вещи.

«Ты, сынок, когда ни будь с берега ловил на закидушку?» – спросил Демьяныч разбирая снасти. Я молча кивнул. «Тогда выбирай любую. День солнечный, река спокойная без рыбы не уедем так, что насаживай наживку и вперед»!

Вопреки моим сомнениям уже через пять минут первым клюнуло у меня, это оказалась небольшая вобла. Вторая и третья поклёвки тоже не заставили себя долго ждать. На этот раз рыбины были крупнее, два леща каждая граммов по четыреста. Такая динамика благотворно сказалась на мне, я оживился и был уже рад тому, что приехал со стариком на рыбалку, а он, каждый раз, когда я вытаскивал на берег какую-нибудь рыбу, одобрительно кивал и улыбался.

Вскоре стало везти и моему товарищу. Сначала, он выудил пару сазанов и судака а затем, изрядно помучавшись и не без моей помощи вытащил довольно увесистого сома. Удача на рыбалке нам сопутствовала часов до десяти утра, а затем, клёв пошёл на спад и уже к половине одиннадцатого и вовсе прекратился.

Расположившись на раскладных стульчиках и попивая чай со смородиновым вареньем, мы какое-то время сидели молча глядя на плывущие по Волге суда. День был безветренный. Могучая река, поблескивая под яркими лучами солнца величаво спокойно несла свои воды. В воздухе стояла умиротворяющая тишина, время от времени нарушаемая криками чаек и гудками плывущих по реке барж и теплоходов. Вся эта картина была действительно завораживающей, и как-то по особому успокаивало душу и настраивала на лирический лад. Вдруг Демьяныч нарушил молчание. Указывая в сторону пристани, он заговорил: «Два года назад чистили дно реки по обе стороны пристани и чего только оттуда не вытащили. В основном металлолом оставшийся с войны. Оружие, неразорвавшиеся снаряды, затонувшие гаубицы, катера, но самой ценной находкой явился наш лёгкий танк «Т 40» с останками экипажа. Как он затонул уже никто не скажет но на счастье живых ещё родных и близких погибших танкистов в их истлевших куртках обнаружили три пластиковые капсулы в которых хорошо сохранились бумаги с записями анкетных данных погибших. Останки воинов более сорока лет считавшихся пропавшими без вести в присутствии нашедшихся родственников торжественно захоронили на Мамаевом Кургане. Когда стали известны имена этих ребят, я невольно задался вопросом: а сколько безвестных героев нашли себе могилу на дне Волги от Ярославля до Сталинграда? Больше того, на дне сотен рек, озёр, болот от Сталинграда до Берлина? Счёт может идти на сотни тысяч. Упокой Господи души твоих воинов! …. Такова сынок плата за нашу победу, слишком дорогая и нередко бессмысленная».