Виталий Гладкий - В архивах не значится

Гулкое рваное эхо далекого выстрела всколыхнуло ночное безмолвие распадка. Некоторое время Макар и бородач прислушивались в полной неподвижности, затем, не сговариваясь, подхватили оружие и выскочили наружу.

Злая искорка нежданного костра трепыхались верстах в двух от избушки…

Их было трое: старый Делибаш, мордатый Гришка Барабан, нахальный и пронырливый, и китаец Ли, коротконогий и приторно вежливый.

– Ба-а, Граф нас опередил! – куражливо запрыгал вокруг бородача Гришка. – Приветик! В пай примете?

– Помолчи! – Делибаш зло прищурился на Владимира-Графа. – С каких пор ты стал, это, по чужим участкам прыгать?

– А с каких пор, Делибаш, мы с тобой на «ты»?

Владимир говорил спокойно, но его взгляд не предвещал ничего хорошего.

Делибаш, воровская душа, уловил скрытую угрозу в словах Графа, своей силой и бесстрашием завоевавшего большой авторитет среди старательской братии, и взял карабин наизготовку.

– Но-но, я с тобой, это, не шучу! – истерически взвизгнул Делибаш. – Убирайся отсюда подобру-поздорову! А не то…

Мягкий щелчок затвора винчестера заставил всех вздрогнуть.

Делибаш быстро обернулся. И застыл, боясь шевельнуться. Он стоял и таращился мутными глазами на Макарку, который держал его на прицеле.

– М-ма… Макарка? Т-ты как… здесь?.. – пролепетал, заикаясь, Делибаш.

– Твоя карабина бросай, – решительно сказал Макар.

Каюр шагнул вперед.

– И твоя тоже… – заметил он судорожное движение Гришки – у того карабин висел на плече.

Два карабина покорно улеглись у ног пришельцев – меткость Макара ни у кого не вызывала сомнений.

Делибаш дрожал от страха и злобы, Гришка про себя матерился, хищно поглядывая в сторону Макара, только китаец Ли все так же слащаво улыбался и часто-часто кивал, словно заведенный.

– Делибаш!

Граф подошел вплотную к компании, брезгливо отшвырнул ногой карабины подальше и продолжил:

– Здесь участок Бориски, и ты знаешь это не хуже меня. Мы с ним в паре работаем – и это тебе известно. Так что мой вам совет – держитесь подальше от этих мест. Понятно?

– Да-да, я… конечно… п-понял. Вы меня, это… извините. Бес попутал… Во, крест… – истово закрестился Делибаш, подкатывая глаза под лоб. – Все, уходим… Уходим. Это…

– Так-то оно лучше, – сказал граф.

Он поднял карабины и присоединился к Макару.

– Вы нам, это, карабины верните, – жалобно заскулил Делибаш. – Все же тайга, харчей мало, помрем с голодухи. Не дойдем…

– Ладно… – поколебавшись, Владимир швырнул один карабин к ногам Делибаша. – Одного вам хватит.

– Вот спасибочки, – поклонился Делибаш. – Дай вам бог… это…

И он засеменил по поляне вслед за Гришкой – тот почти бегом направился к их стоянке собирать вещи.

У края поляны Делибаш обернулся, хищно блеснул белками глаз и, криво ухмыльнувшись, исчез в зарослях…

На другой день неожиданно задождило. Хмурое небо сеяло мелкую морось, прозрачная вода в ручье замутилась, и якут решил «морду» не ставить.

Впрочем, ему было не до рыбной ловли.

Несмотря на уговоры Владимира, Макар хорошо смазал винчестер и до вечера рыскал по распадкам. Он не верил в покорность Делибаша, на совести которого была не одна невинная старательская душа.

– Ушли, однако… – коротко бросил якут Владимиру – тот помогал ему снять насквозь промокшую одежду.

Больше в этот вечер и все последующие дни о Делибаше и его компании не говорили. Такие стычки не раз случались между колымскими старателями и прежде. Нередко доходило даже до стрельбы. Поэтому конфликт не был чем-то из ряда вон выходящим. А значит, и обсуждать было нечего.

Найти богатое месторождение считалось большой удачей. Но еще большей удачей было взять золото и остаться в живых.

Разговоров о стычке с компанией Делибаша не было, но тревога осталась. Казалось, что она зависла на поляне перед избушкой как дымное облако в безветренную погоду.

Дело в том, что и Владимир, и якут хорошо знали воровскую натуру Делибаша. Он был очень мстительным и подлым человеком. Старатели и раньше обходили Делибаша стороной, а когда он нашел себе дружков, – китайца Ли и Гришку Барабана, – то и вовсе стали бояться.

И у китайца, и у Гришки было темное прошлое. Конечно, среди старателей добропорядочных обывателей почему-то не наблюдалось, но даже на таком босяцком фоне эти двое были, что называется, оторви и выкинь.

Владимир знал, что за поимку Ли власти Харбина назначили солидную премию. Притом им неважно было, в каком виде его доставят; китайцы согласились бы и на голову своего соотечественника.

Что касается Гришки Барабана, то и он был не лучше своих приятелей и подельников. Сын приходского священника, ушлый Гриня еще в отроческом возрасте умудрился запустить руку в церковную копилку. А когда стал старше, то проиграл в карты шитое золотом и серебром облачение своего отца, передававшееся из поколения в поколение. Последним его «подвигом» (из тех, что стали известны старательской братии) была кража драгоценностей у генеральской вдовы, которая приютила Гришку в надежде выйти замуж за молодого.

Когда она поняла, что ее мечты рассеялись как дым, а вместе с неблагодарным любовником исчезла и ее заначка на черный день, бедная женщина не нашла ничего лучшего, как полезть в петлю.

После этого Гришка Барабан счел невозможным свое дальнейшее пребывание в центральных районах Российской империи. И не потому, что его заела совесть. А по той причине, что друзья генерала поклялись найти мерзавца-альфонса где бы он ни был и отрезать под корень его мужские принадлежности.

Гришка знал этих людей, и ни на йоту не усомнился в том, что так оно и будет. Боевые офицеры царской армии слов на ветер не бросали. Поэтому сын приходского священника сначала сбежал в Сибирь, пристроившись поваром в какую-то экспедицию. А затем, когда его начали искать и там, Гришка рванул на Колыму, которая многим казалась краем света.

Зная все это, благоразумный Макар настоял на том, чтобы, отправляясь в очередную вылазку к заветной дайке, Владимир брал с собой карабин – плечам тяжело, зато душе спокойно.

И сам якут постоянно был настороже.

Так прошла неделя, затем вторая. Взбурлив последний раз перед долгой зимней спячкой ручей, дождь, который шел не переставая три дня, прекратился; ударил крепкий морозец.

Добротный кожаный мешок Владимира уже вмещал в себя фунтов семьдесят золотого песка и самородков. А ведь он еще не начинал работать с самой жилой, в основном подбирал то, что намыл ручей.

Но, несмотря на обуявшую его золотую лихорадку, прагматичный Владимир понимал, что еще день-два – и нужно возвращаться в места обжитые.

Тем более, что и соль, и сахар были на исходе, не говоря уже о муке. Последнюю лепешку они съели, как самое дорогое лакомство, в тот вечер, когда Владимир отыскал золотоносную жилу.