Ирина Муллер - Она жила в блокадном Ленинграде

Страшная, напряженная тишина. Лишь скрипят колеса по снегу. Мороз к ночи еще крепчает. Дети сидят тихо, не издают ни единого звука, сидят, тесно прижавшись друг к другу. Кто-то уже спит. И вот показалось озеро. Путь к спасению. Первый грузовик заезжает колесами на лед. Пока зима, лед очень прочный – здесь опасности нет. И грузовики едут не вразнобой, по льду проложена специальная трасса, и вдобавок на всем протяжении стоят девушки-регулировщицы – указывают машинам путь. Стоят сутками в сорокаградусный мороз, спят там же, на снегу. Просто больше негде. Они стоят живыми мишенями для фашистских бомбардировщиков; зимой озеро – огромное заснеженное пустынное поле. Укрыться здесь невозможно. На них сбрасывают бомбы фашистские «мессеры». А они стоят. Можно только лечь на снег – возможно, это хоть как-то поможет не попасться на глаза вражеским пилотам. Когда бомбежка прекращается, они встают, но встают не все – кто-то так и остается лежать на этом холодном, жестком, колючем снегу, навсегда уйдя здесь в бессмертие… А те, кто встают, начинают расчищать, восстанавливать дорогу. Ведь скоро на лед заедет очередная колонна грузовиков.

Ехать всего ничего: каких-то тридцать километров – и ты на Большой земле. Где есть еда, где нет постоянных, изматывающих бомбежек, где вокруг не лежат штабелями мертвые люди, ожидая, когда придет грузовик, чтобы увезти их в братскую могилу.

Но этот путь в тридцать километров кажется вечностью. Доедет ли полуторка? Не разбомбят ли ее по дороге, не уйдет ли она под лед? Все прекрасно знают, что доедут не все. Путь к спасению страшен. Одному Провидению известно, что станет с сидящими в кузове людьми. Идет колонна. Внезапно раздается страшный рев самолетов. Летят бомбы. Несмотря ни на что, полуторки едут дальше. Им не указ эти крылатые адские машины смерти, сбрасывающие тяжелые бомбы на нашу землю, сеющие смерть в наших городах и селах. Маленькие полуторки на полной скорости несутся вперед. Еще чуть-чуть – и они покинут этот опасный участок трассы. Но вдруг возникает дикий шум, кажется, время остановилось, замерло. Яркая вспышка света. Фашистская бомба пронзила лед практически прямо перед впереди идущей машиной. Образовалась огромная воронка, и машина с людьми стала быстро уходить под лед. В ней были чьи-то родственники. И твой коллега – шофер. Остановиться нельзя. Помочь ты уже не в силах. А если остановишься, то следующая бомба прилетит в тебя. А у тебя целый кузов людей. Тогда погибнут и они, и те, кто следует за вами. Следующая полуторка. И еще одна. Ты должен спасти людей. Ты объезжаешь вновь образовавшуюся полынью и двигаешься дальше.

Война не щадит. Война – это страшно.

После того как в городе отключили отопление, обогревать квартиры можно было только специальными печками, которые назывались буржуйками.

Такую печку-буржуйку в нашей парадной мы поставили на кухне одними из первых. Ставили вдвоем с бабушкой. Купили ее все на том же Сенном рынке. Вернее, выменяли на одну из картин, передававшихся в нашей семье из поколения в поколение, написанную каким-то не очень известным фламандским художником в восемнадцатом веке. На ней был изображен красивый зимний пейзаж – заснеженное поле, покрытые инеем деревья, крестьянский домик. Картину завернули в старую скатерть, а сверху укутали в шерстяное одеяло, чтобы не пострадала на холоде, и понесли на рынок. Продававший буржуйку мужчина согласился отдать ее за нашу картину. Долго вертел в руках, пристально разглядывал. Больше всего ему понравилась массивная резная деревянная рама, выкрашенная золотой краской. И вот мы стали обладательницами печки-буржуйки. Погрузили ее на мои детские саночки, взялись вдвоем за веревку и двинулись в сторону дома.

Как только дотащили печку домой, пригласили мастера-стекольщика из нашего домоуправления, и он сделал аккуратный вырез в оконном стекле на кухне – как раз, чтобы в него поместилась труба буржуйки. Пока работал, похвалил нас, сказал, что мы одни из первых не только в парадной, но и во всем нашем доме, кто приобрел и устанавливает дома печку.

Производство таких печек наладили сразу несколько ленинградских заводов. Сначала все это было в новинку и непривычно. А впрочем, как можно привыкнуть к тому, что теперь ты живешь в осажденном городе по законам военного времени. Но через какое-то время мы с бабушкой научились очень неплохо с ней управляться. Буржуйка – это, конечно же, не знаменитая русская печка-кормилица, которая обогревает собой всю избу, очень долго не остывает, в которой пекут хлеб и пироги и спать на которой одно удовольствие. Совсем нет. Буржуйка и постоянно коптит, и распространяет вокруг себя вредные вещества, которые выделяются во время горения. И лица у людей, сидящих в комнате, становятся темными от копоти. Да и вдыхать ее дым не очень полезно. И обогревает она комнату неравномерно, и тепла ее недостаточно даже для небольшого помещения. Нужно сидеть к ней совсем близко, чтобы согреться. Еще ее нельзя топить двадцать четыре часа – во-первых, где взять столько дров, ведь огонь нужно поддерживать постоянно, а во-вторых, это просто опасно. В самую первую блокадную зиму много ленинградцев угорели и случилось много пожаров по причине неправильного пользования печками. Многие люди просто не умели с ними должным образом обращаться. А откуда городской житель может знать, как правильно топить печку? А как только гас огонь, потому что или дрова заканчивались, или люди решали ложиться спать, буржуйка очень быстро остывала. Это был очень большой ее недостаток. И в комнате опять становилось очень холодно. Люди, натопив как следует печку вечером, ложились спать, а утром просыпались в совершенно ледяном помещении, когда во время дыхания или разговора изо рта и носа шел пар.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.