Игорь Додонов - Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл

План предполагал усиление 44-й армии: ей должна была быть передана одна стрелковая дивизия и 229-й танковый батальон из 51-й армии и 24-й танковый полк из 47-й армии [32; 504].

5 марта Ставка ВГК утвердила предложенный план с рядом поправок (директива № 170133). Прежде всего, передача стрелковой дивизии и танкового батальона из 51-й в 44-ю армию отменялись [32; 117-118].

Далее. 44-я армия должна была наносить свой главный удар «не в лоб Кой-Асанскому опорному пункту, а в обход его с юга» [32; 118].

Несколько ограничивались задачи 47-й армии: её стрелковые соединения останавливались на рубеже Шубино, Байгоджа, Ислам-Терек. Предлагавшееся командованием Крымского фронта дальнейшее продвижение войск армии на Салы не утверждалось. Точнее, их предполагалось использовать в зависимости от обстановки [32; 118, 505]. Т.е. Ставка видела необходимость до поры до времени оставлять эту армию именно во втором эшелоне. Действия подвижной группы армии на Киет были утверждены [32; 118].

В директиве Ставки, утверждавшей очередной план наступления Крымфронта, особо подчёркивалось следующее:

«…6. Основной задачей большей части армейской и фронтовой авиации…» должны являться «… систематические боевые действия её по боевым порядкам противника и по его опорным пунктам и, прежде всего, на переднем крае в полосах нанесения главного удара армий.

…7. Не допускать не подготовленных массированным огнём миномётов, эресов и артиллерии пехотных и танковых атак опорных пунктов и узлов сопротивления обороны противника и тем самым исключить попадания нашей пехоты и танков в огневые мешки противника» [32; 118].

Сделал определённые выводы из неудачного наступления и представитель Ставки ВГК на Крымском фронте Л.З. Мехлис. Поскольку Лев Захарович не имел привычку отсиживаться в штабе, а лично посещал войска, то у него сложилось вполне конкретное впечатление о причинах наших неудач и способах преодоления этих причин. Так, Ю. Рубцов и И. Мощанский приводят следующие сохранившиеся в архивах записи армейского комиссара: «Скорость танков плохая. Ползут как черепахи» (о действиях танковых бригад) [26; 330]. «398 с.д. Не было боевых порядков, стадом идут» [26; 330]. «Здесь нужен не приказ, а практическая работа. Надо сократить также заградительный батальон человек на 60-75, сократить всякого рода команды, комендантские… Изъять из тылов всё лучшее, зажать сопротивляющихся тыловых бюрократов так, чтобы они и пищать не смели…» [25; 35].

Даже очень критически настроенный к Мехлису И. Мощанский вынужден признать, что «рекомендации армейского комиссара 1-го ранга не лишены трезвой оценки положения дел…» [25; 35].

Справедливо полагая, что одними приказами дела не решить, Л.З. Мехлис продолжал считать, что в войсках должна укрепляться сознательная дисциплина. Достигнуть же этого можно, усиливая партийно-политическую работу в частях. Поэтому он продолжал требовать от Главного политуправления РККА присылки на Крымский фронт новых кадров политработников. В марте сюда прибыло: 2 военкома дивизий, 1 военком танковой бригады, 9 военкомов полков, 25 военкомов батальонов, 15 военкомов танковых рот, 500 политруков, 750 замполитруков и 2 307 политбойцов [25; 35].

Не обошёл вниманием Л.З. Мехлис и вопросы командных кадров. Как мы помним, представитель Ставки ВГК с самого начала своего пребывания на Крымском (Кавказском) фронте был «не в восторге» от его высшего командования. Неудача столь основательно подготавливаемого наступления никак не могла улучшить отношения Л.З. Мехлиса ни к комфронта Д.Т. Козлову, ни к начальнику штаба фронта Ф.И. Толбухину.

В официальной историографии принято считать, что Л.З. Мехлис сделал Д.Т. Козлова и Ф.И. Толбухина попросту «козлами отпущения», ибо всеми неудачами фронт, на самом деле, обязан ему, Л.З. Мехлису. Так, И. Мощанский пишет:

«Тщательную подготовку наступления (выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение, разведку и т.п.) подменяли нажим, голый приказ, репрессии, массовая перетасовка командных и политических кадров.

Неудача с наступлением фронта не на шутку ударила по самолюбию заместителя наркома обороны, представителя Ставки. Л.З. Мехлис не мог не понимать, что его кредит доверия у Сталина не может быть вечным.

Думать об этом Мехлису не хотелось. Он давно привык не рефлексировать, а действовать. Руководствовался армейский комиссар привычной для себя логикой: если при всей его активности случилась неудача, значит, надо работать ещё больше, выявлять пустозвонов, лодырей, не умеющих провести отданный приказ в жизнь. А то – и скрытых врагов. Объектом пристального внимания Л.З. Мехлиса стал руководящий состав фронта, в первую очередь, его командующий» [25; 36-37].

Или С. Ченнык в своей статье под «красочным» названием «Лев Мехлис. Инквизитор Красной Армии» (кстати, в подразделах статьи с не менее «красочными» названиями: «Патология жестокости» и «“Мы должны быть прокляты”») утверждает следующее:

«Неудачи казались ему (Мехлису – И.Д.) временными. Он отмечал «слабую подготовку нашей пехоты», но не понимал, что лично содействовал подмене боевой подготовки бесконечными партийными и политическими мероприятиями.

…Обвинения льются потоком на всех командующих.

…Создав такую обстановку, в которой каждый из командиров больше думал о том, как защитить себя от сталинского любимца, чем о положении на фронте, представитель Ставки фактически обеспечил все условия для провала наступления» [41; 3-5].

Вот так, ни больше ни меньше. Кажется, мы уже вполне убедительно показали, что Л.З. Мехлис вовсе не подменял боевую подготовку войск и их материальное обеспечение партийно-политическими мероприятиями, хотя и последним уделял большое внимание, видя в них средство воспитания духа войск, их моральной подготовки. И попробуйте сказать, что это был неверный подход! Ещё древние говорили: «Не столько воин силён оружием, сколько оружие – воином», – тем самым отмечая важность наличия сильного боевого духа у воинов. Чем укрепляется этот дух, какими идеями, представлениями и учениями, – другой вопрос. Для Л.З. Мехлиса таковой идеей была идея коммунистическая, очень тесно связанная с идеей русского патриотизма. Но сейчас, собственно, не об этом, а о кадровых вопросах.

9 марта Л.З. Мехлис отправил в Ставку ВГК телеграмму, в которой просил сменить начальника штаба фронта генерал-майора Ф.И. Толбухина [32; 123], [26; 342-343], [20; 7], [1; 8].

В отношении этой телеграммы нам бы хотелось высказать ряд своих соображений.

Во-первых, принято почему-то считать, что в ней Мехлис просил снять не только Толбухина, но и Козлова [26; 342-343], [25; 37], [20; 7].

На наш взгляд, это ошибка, порождённая неверной трактовкой следующих слов телеграммы: