Максим Максимов - Обратный билет

– Ну, надо же! Испугали ежа голым задом! Кто-то там, в Москве, утренний кофе недопил!

А Дед все не унимался, из коридора все еще доносился его по-старчески скрипучий фальцет:

– Всех в окопы загоню! Всех отпетрушу!

– Отпетрушит он… – негромко, скорее для себя, комментировал Андрей – Смотри, как бы «петрушка» не отвалилась!

Неказистые штабные перипетии со всеми вытекающими издержками грозили обернуться виновникам в разного рода штрафные санкции, о которых через сутки уже никто и не вспомнит. Однако никто крайним быть не хотел. Поэтому утренний скандал имел перспективу плавно перейти в полуденный. Одним словом, буча, которую заварил наш дед, по всему видимому, должна была утихнуть еще не скоро, и я постарался с головой уйти в свою работу – благо, ее всегда было вагон с тележкой. Но не прошло и двадцати минут, как к нам забежал Мирослав, дал мне листок с написанной там фамилией:

– А ну, пробей-ка мне этого махмуда!..

Потом заглянул начальник соседнего отдела, из нашей же конторы, ему надо было сверить со мной данные по бандглаварям такого-то района. Затем забежал дежурный по службе – убитые и задержанные боевики за такой-то период. Потом опять Мирослав:

– На, пробей списочек. Срочно!

Одним словом, я «строчил», как угорелый, забыв, что «работать на компьютере не умею». Прорва работы! Со всех сторон на маня надвигались предложения, просьбы, приказы. Мне казалось, что я один пашу, как проклятый. Парни в нашем кабинете шутили, переговаривались, смеялись, рассуждая над свежим анекдотом или ситуацией из жизни, произошедшей тут же. Толкали меня в плече: «Пойдем, покурим!»… Какой там! Хотя бы свою работу успеть сделать, хотя бы самое необходимое. Но никаких бездельников в нашем отделе не было. Просто, ребята, уже «съев собаку» на своих должностях, быстро и споро управлялись со своей текучкой. Да и операционная скорость работы на машине у меня – чего кривить душой – оставляла желать лучшего. Я был профан по сравнению с ними. Они половину жизни, всю свою службу проработали в штабах, разведцентрах и подобного рода отделах. Куда там мне за ними угнаться! Но меня раздражало совсем не это. Уже несколько раз меня вызывал Саватеев и, кивая на мои справки, мрачно и не очень то дружелюбно отчитывал за ошибки и недоработки разного рода.

– Это не доклад, а пародия. Вы хоть элементарное понятие о штабной культуре имеете? Немедленно переделать!

Я пыхтел, краснел, переделывал… Наконец, ближе к вечеру, «на ковре» у шефа, при очередном разносе, меня вдруг прорвало:

– Я тут что, мальчик для битья? Я – боевой офицер, ранение имею! И оказался здесь по воле случая. И то, что мне не хватает штабной культуры – так в окопах другой культуре учили!

На удивление, Саватеев почти никак не отреагировал на мой, мягко говоря, недопустимо дерзкий и враждебный тон. Только посмотрел на меня усталыми, красными от недосыпа глазами и спокойно, словно под диктовку, сказал:

– Все мы тут боевые, с ранениями и орденами. Не поймите меня превратно, обидеть вас никоим образом не хотел. У всех у нас выдался тяжелый и не совсем удачный день. Учитесь! А переделать вот этот документик, все-таки, придется. Не сомневайтесь. Так что идите, дерзайте, голубчик…

Выйдя в коридор, я услышал за закрывшейся дверью голос Саватеева:

– А из него, я думаю, будет толк.

– А куда он денется из подводной лодки? – буркнул в ответ Мирослав, как всегда, не отрываясь от своих бумаг.

Так, за напряженной работой, перепалками и склоками с начальством, незаметно прошла неделя. Саватееву определенно нравилась моя манера работы. И хотя я был человеком малоразговорчивым и немногословным, иногда мне приходилось «показывать зубы», за что мой шеф более пристально наблюдал за мной, но отнюдь не из вероломства, а скорее из профессионального любопытства. Иногда он говорил Мирославу:

– Определенно, этот юноша создан для аналитики. Подумать только, раньше человека годами готовили для работы в КРЦ*. А этот – три дня и уже почти готовый специалист! Можно подписывать отчетно-информационную документацию, не перепроверяя выводы из оценки обстановки.

– Вам дай волю, вы весь РИАЦ* к себе в ГРУ заберете, – с непробиваемым лицом ворчал Мирослав, однако его тешила мысль, что он не ошибся во мне.

Саватеев меня иначе, как «голубчик», не называл, что являлось знаком особой признательности. Однако у него была странная манера «раскусывать» своих людей: сначала разозлит, выведет из себя, а потом и смотрит на всю подноготную, что скрыто у человека за семью печатями. Смотрит и оценивает: кто ты и что ты?

Обо всех этих особенностях подводных течений в разведслужбе мне как-то вечером поведал наш начальник отдела, Андрей. Мы сидели в темноте, с тыльной стороны нашего модуля и курили, пуская дым в звездное небо. Я поймал себя на мысли, что совсем забыл о существовании «волкодавов», которые, якобы, присматриваются ко мне, желая отобрать в свою «банду». Более того, я стал замечать, что мне начинало нравиться каждое утро, забрав у дежурного офицера флешку с «инфой» о происшедших событиях за истекшую ночь, быстренько сортировать и укладывать информацию по характеру, направленности и степени важности для дальнейшей детальной работы. Начинать работу приходилось очень рано, иначе за информацией выстраивалась настоящая очередь довольно-таки нервничающих и неуравновешенных в терпеливом общении штабных людей. Но, несмотря на недосып, мне даже нравилось приходить в модуль разведывательной службы так рано, практически до восхода солнца – в это время в отделах сидели только сонные дежурные, в кабинетах стояла непривычная тишина и веяло относительной утренней прохладцей. Всего этого не наблюдалось днем и главное – за отсутствием суеты, беготни и перегруженности событиями, быстро, почти молниеносно, решались внезапно возникающие текущие вопросы. Все это Саватеев определенно одобрял и он, мельком встречая меня, ни свет, ни заря в коридоре разведслужбы, искоса, но благосклонно наблюдал, как я беспощадно наседал на дежурного офицера, поторапливая его побыстрее «добить» последнюю и самую свежую информацию для своей работы.

– Вчера, когда ты свалил на обед, к Саватееву приходил «волкодав», из «тяжелых»*, – проронил в темноте Андрей.

Я почувствовал, как нечто холодное и колючее шевельнулось у меня внизу живота.

– Он что, тебе представлялся? – попытался я перевести все это в шутку.

– Мирослав сказал, что тебя спрашивали.

– Что еще сказал Мирослав?

– Ничего. Саватеев попросил его удалиться.

Андрей, хоть и имел простоватый и слегка ухарский, я бы сказал – бесшабашный вид, но обладал он вполне аналитическим складом ума, поэтому вполне отдавал себе отчет в том, что это означало, когда «тяжелые» интересуются, кем бы то ни было. Андрей в прошлом танкист, но на войну уже попал, как разведчик аналитического отдела. В его характере присутствовал и казарменный юморок, и «бронетанковая» упрямость. Как и каждый технарь, он сначала хорошенько думал, прежде чем что-нибудь сделать.