Михаил Болтунов - Спецоперация «Зверобой»

– Не знаю, как сказать. – Баталин потеплевшими глазами взглянул на полковника. – Считайте, что это мой крестный отец. Наш сосед по коммуналке. Когда-то преподавал в Ленинграде, в университете немецкий язык. Уж, каким ветром занесло его в нашу смоленскую глушь, не знаю. Он на эту тему не любил распространяться. Даже со мной. Поговаривали, что встретил в Питере свою любовь. А девушка, оказывается, была из наших краев. Видимо, крепко полюбил. И рванул за ней. Не знаю, поженились они не поженились, только вскоре возлюбленная бросила его, и умотала куда-то со своим любовником. А Бруно Францевич так и остался в нашем городке, работал учителем в школе. Дали ему комнату в коммуналке, и оказался он нашим соседом. Сошлись они с моим отцом. По воскресным на рыбалку вместе ходили, потом обедали у нас, выпивали, о мировых проблемах спорили. На все дни рождения, праздники родители его приглашали. Мать ему то чего-нибудь сготовит, то рубашки постирает.

А он любил со мной возиться. Мама у меня медсестрой в местной больнице работала, постоянные ночные дежурства, так она меня к Бруно Францевичу подбрасывала. Пока отец из своей РТС вечером вернется, а я под присмотром.

Деревянко кашлянул, и Баталин словно очнулся.

– Извините, заболтался, но без этого человека я бы не знал немецкого языка. Он занимался со мною с детства.

– С детства? Да ты не иначе дворянин, Баталин. Домашнее образование.

Сергей рассмеялся.

– И вы представляете, мне это нравилось. Не сразу, конечно.

Баталин вспомнил, как вечерами они пили чай с сушками, потом учитель начинал готовиться к урокам. Сначала Сережа ничего не понимал, о чем бормочет дядя Бруно, но из-за уважения к учителю, папиному другу, внимательно слушал его. Сосед словно невзначай спрашивал: «А знаешь как будет по-немецки мама? Папа? А маленький мальчик?» Потом Сережка и сам стал его дергать, как на немецком то, другое… Запоминал. Повторял. И удивлял на улице друзей, щеголял иностранными словечками.

«Хочешь научу немецкому?» – спросил как-то Бруно Францевич. «Это как?» – «Будешь на немецком языке говорить, как на русском». Сережка недоверчиво посмотрел на соседа: «Так не бывает». – «Но я же говорю, и ты будешь», – обнадеживал дядя Бруно. Сергей загорелся.

Теперь в свободную минуту первым делом бежал к соседу. Они занимались. Писать по-немецки первоклассник Баталин начал одновременно, как и по-русски. На уроках правописания путал немецкие и русские буквы. Его иногда ругала учительница. Но сосед успокаивал.

А вскоре выяснилось, что уроки дяди Бруно не пропали даром и маленький соседский мальчик впитывает иностранную грамоту, как губка: быстро запоминает слова и тексты и, главное, как заметил учитель, это ему очень нравится.

Потом Бруно Францевич предложил говорить только по-немецки. Позже задача усложнилась: учитель беседовал с ним на каком-либо диалекте – на баварском или на берлинском, на гессенском. Он произносил фразу, а Баталину надо было повторить ее в точности со всеми интонациями. Сергею почему-то «лег на душу», как говорил дядя Бруно, тюрингский диалект.

К выпуску из средней школы Баталин знал язык основательно. Никто не сомневался, что он пойдет в пединститут и станет хорошим учителем немецкого языка. Никто, кроме самого Сергея. Втайне он задумал попробовать свои силы и поступить в Ленинградский государственный университет. На иняз, конечно. Но освоить ему мечталось совсем другой язык. Вот как раз в этом он больше всего боялся признаться дяде Бруно. Казалось, этим решением он предавал своего учителя.

Сергей понимал: разговор между ними рано или поздно должен был состояться. И он состоялся. С замиранием сердца Баталин признался, что хочет пойти на… испанский. Бруно Францевич откинулся на стуле, вздохнул и прикрыл глаза:

– Ах, Сережа, Сережа, когда-то я мечтал освоить язык Мигеля де Сервантеса, Федерико Гарсия Лорки. Читать «Дон Кихота» в подлиннике. Но не судьба.

– Так вы одобряете мой выбор? – осторожно спросил Баталин.

– Полностью, мой дорогой. Учи испанский. А немецкий не забывай, поддерживай. Думаю, он тебе еще пригодится.

– Так я попал на испанский.

– На испанский, говоришь? – хитро усмехнулся Мамсуров. И вдруг спросил по-испански: – Как, удалось прочесть «Дон Кихота» в подлиннике?

Баталин с удивлением посмотрел на полковника, но быстро собрался и ответил на языке Сервантеса.

– Частично, я ведь испанский только год учил. А вот финский уже три года.

– Ты еще и финский знаешь? Когда успел?

– В академии. Утром лекции, потом самоподготовка, а вечером с 20 до 23 часов – занятия финским языком на курсах. Надеюсь, вместе с академическим дипломом получу диплом переводчика с финского.

– Значит, Алексиса Киви ты, в отличие от Сервантеса, прочел в подлиннике? – спросил вдруг Деревянко.

Баталин понял: командиры ему попались не простые и устраивают импровизированный экзамен. Ну что ж, он готов к экзамену.

– Роман «Семеро братьев» Киви – это, конечно, не «Дон Кихот», но все же финская классика. Так что читал. Фрагментарно.

Командир бригады и начальник штаба замолчали, потом Мамсуров спросил Деревянко:

– Кузьма Николаевич, что будем делать с этим полиглотом? Возьмем?

– Надо брать. Парень боевой. В конце концов, наш комиссар бригады Черемных тоже в академии в настоящее время обучается. Сошлемся на него.

– Ладно, – согласился Мамсуров, – поговорю я с начальником разведки округа. Надеюсь, нам не откажут. Иди, Баталин, думаю, через недельку получишь предписание.

– Спасибо, товарищ полковник, – поблагодарил Сергей.

– Нашел за что благодарить, – вздохнул Мамсуров. – Мы тебя с майором Деревянко не на галушки берем, а на войну.

Когда воентехник Баталин, распрощавшись, покинул кабинет начальника штаба, комбриг с гордостью сказал:

– Вот такие у нас с тобой ребята!

– Мехлис! – воскликнул комбриг Виноградов. Он побледнел, и лоб его покрылся испариной пота.

– Да, Алексей Иванович, к нам едет Мехлис, – удрученно подтвердил начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Иван Пахоменко.

Он только что появился в избе, где после выхода из окружения расположилось командование 44-й стрелковой дивизии. Командир дивизии Виноградов стоял у стола, начальник штаба полковник Онуфрий Волков сидел на деревянном топчане у стены. В дальнем углу хаты примостился переводчик воентехник Сергей Баталин.

– Мехлис, – простонал Виноградов и тяжело опустился на лавку у стола. Обхватил голову руками. – Это конец, конец…

– А командарм с ним? – спросил начштаба Волков.

– Не знаю. С ним военный трибунал.

– Трибунал, говоришь. Это по нашу душу, – обреченно выдохнул начштаба. – Нашли, бля, крайних. Как дивизию в сорокаградусный мороз в легких шинельках да в брезентовых сапогах, с винтовками, которые на морозе не стреляют, в атаку бросать, так это раз плюнуть. Продслужба трое суток простояла на армейском продпункте, как кобыла в стойле. И что? Хрен с маслом получила. Ни крошки продовольствия…