Дмитрий Чарков - Обреченные выстоять. Мужские расказы

Вдруг он замер, и внутри у него всё похолодело – из окна на него пялился серый силуэт в капюшоне с поднятой вверх клюкой. Клюка зловеще раскачивалась, словно угрожая ему расплатой, и вот-вот застучит по стеклу!

– Ой! – непроизвольно вскрикнул он и попятился от окна. Кто-то заворочался в постели, а Фёдор, упершись в спинку чьей-то кровати и вглядываясь в сумрак за окном, также неожиданно понял, что это куст сирени раскачивается от дуновения легкого ночного ветерка.

– У-ух,– облегченно выдохнул он и обвёл взглядом поле боя.

Все девочки продолжали мирно спать.

За десять минут Федя израсходовал весь свой арсенал и, старательно водрузив туфель назад на торчащий над дверью гвоздь, благополучно вернулся в свою кровать.

Ещё через минуту он уже спал, а на его лице сияла довольная улыбка. Он представлял во сне, как потешно будут выглядеть девчонки по утру – все со смеху попадают! Сенька обзавидуется его героизму.

Несколько часов пролетели как один миг, и он мог бы ещё долго наслаждаться предутренней негой, если б не странное ощущение тяжести на груди. Фёдор открыл глаза. Рассвет только-только забрезжил, создавая причудливые тени и силуэты на стенах и потолке. Потом его взгляд переместился ниже, и совершено неожиданно чуть повыше своего живота он обнаружил… сапог. Это был настоящий резиновый зелёный сапог, удобно примостившийся поверх простыни. Мальчик недоуменно протёр глаза – с чего это сапогу вздумалось полежать на нём, Фёдоре, с утра пораньше?

– Кыш!– спросонья воскликнул он, смахивая его с себя.

Но упрямый сапог отпружинил и вернулся к нему, стукнув по локтю.

Не понимая, что происходит, Фёдор подскочил на кровати:

– Чтоб тебя..!

На соседней кровати Семён, подняв голову с подушки, проворчал:

– Федька, рано ещё сапоги одевать, дай поспать! Ты бы ещё куртку под простынёй напялил.

Фёдор опять попытался скинуть с себя упрямый сапог, но тот повис на его руке, раскачиваясь, и как он не мотал его из стороны в сторону в проходе между кроватями, тот не хотел отцепляться.

Где-то за окном послышалось хихиканье. Фёдор повернул голову и обомлел – через стекло на него смотрели жуткие размалёванные рожи, делая при этом неимоверные мимические выкрутасы носами, языками и ушами. Рож было три, и все похожи на черепа с торчащими клыками. Фёдор попробовал было запустить в окно зелёным сапогом, но тот снова, как бумеранг, вернулся к нему, не пролетев и метра, больно стукнув по лбу.

– Ой! – воскликнул он.

Рожи в окне исчезли, а в комнате мальчики стали поднимать головы с подушек, и послышались голоса:

– Федя, ты чего шумишь?

– Зачем сапог к руке привязал?

– … он на резинке…

– … чтоб не потерять, что ли?

– … это он вместо рукавичек, наверно!

– Надо было ещё и второй тогда, к другой руке – вот уж точно не потеряешь!

– … мои два тоже можешь взять, привяжи их к коленкам…

Фёдор вконец сбросил с себя сон вместе с простынёй. Ребята, кто проснулся, вовсю уже над ним подшучивали, а он недоуменно уставился на привязанный резинкой, в два слоя, к его запястью сапог.

– Это ж… кошмар просто! – только и мог вымолвить он, озираясь по сторонам.

Он подтянул к себе сапог поближе. Это был его личный сапог. А на подошве чем-то белым выведено: «1-палата». Фёдор принюхался – надпись была сделана зубной пастой. Вот уж он точно сейчас «вычислит», чья это паста, и кто это над ним так подшутил!

– Сенька, где твоя паста? – зловеще прошипел он в сторону товарища, корчившего рядом на своей кровати от смеха.

И, не дожидаясь ответа, выдвинул ящичек прикроватной тумбочки и достал оттуда тюбик, снял крышку и понюхал:

– Вот она! Я так и знал!!! Попался..!

– Федька, это ж твоя паста! – воскликнул Семён. – Моя – в нижнем ящике.

Фёдор посмотрел на тюбик – это действительно была его паста знаменитой фабрики «Рот Фронт». И его зелёный сапог. И даже резинка на руке была его – он ею мух на лету сбивал.

– Что же это получается? – недоуменно пробормотал он. – А рожи?!

– Ты на свою посмотри лучше!

Он подскочил к висевшему у двери зеркалу – оттуда на него глянуло изображение, почти идентичное тем, которые он только что видел за окном.

Он подтянул к себе болтающийся на резинке сапог, перевернул его подошвой кверху, и понял теперь, что в действительности означало написанное там сочетание.

Через минуту Фёдор заливался таким же весёлым и добродушным смехом, что и все обитатели их корпуса.

***

– Расплата, – пробормотал я, бессознательно улыбаясь. Метрах в пяти от этой скамейки возвышалась беседка, словно сторожевой пост. Но она уже не была той, в которой они стояли когда-то дежурными, встречая на выходных родителей – чужих и своих, с огромными сетками-авоськами, разглядывая привезённый в счастливое детство провиант. Та, родная, уже давно перестала быть – от старости и перемен.

– Фёдор Анатольевич, ваше слово! – услышал я уважительный призыв в голосе своего ассистента откуда-то из-за покосившегося забора.

А клуб тот же, и столовая. Надо будет подправить перекрытия, кое-где стены, полы… и одновременно новые корпуса можно начинать строить: с отдельными душевыми кабинами, компьютерными комнатами, багажными чуланами – нынешние дети не воспринимают пионерскую романтику, да и незачем им, право слово. Новые русские горазды были на корпоративы, а вот на детей ума, видимо, не хватало, поэтому и вымираем, как клопы в закромах барахольщика.

Ну, стало быть, теперь старых русских черед.

Всегда готов, да…

Как страшно жизни сей оковы

Нам в одиночестве влачить.

Делить веселье – все готовы:

Никто не хочет грусть делить.

М.Лермонтов

Он смотрел на мелькавшие за окном автомобиля постройки, запорошенные недавним снегопадом, и окна, в которых кое-где уже начинали включать освещение.

Темнело.

В салоне автомобиля было изрядно натоплено, и Виктор почувствовал, как футболка под его дед-морозовой бархатной мантией на синтепоновой подстежке стала пропитываться потом.

– Серёга, а нельзя ли убавить печку?– попросил он водителя.

Тот молча что-то повернул на приборной панели.

«Не хватало только сейчас выйти мокрым наружу и схватить пневмонию»,– подумал Виктор, перекладывая свой «рабочий» посох в другую руку. Реквизит длиною был под метр-семьдесят, и в машину входил лишь по диагонали с пассажирского переднего сиденья, а потому путешествовать с ним было не ахти как удобно. Хорошо, хоть мешок умещался в багажнике. Снегурочку бы ещё туда упаковать…

– Серж, долго ещё?– подала голос она рядом.

Галке было за тридцать, и врожденная статность и миловидность помогали ей удерживаться в «новогоднем» бизнесе уже несколько лет после того, как из него выпорхнула её последняя коллега-ровесница. Но на заднем сидении с ней и с посохом было тесновато, а переднее пассажирское занимал электронно-технический реквизит, который в багажник не упакуешь.