Алексей Михалев - Спасибо. Вы смогли

Я часто вспоминал детские беседы с дедом, бабушкой. Те разговоры о храбрости, о мужестве, о великой чести и долге. И, уже будучи взрослым, навоевавшись вдоволь, даже как-то завидовал им, если это слово уместно в данном контексте. У них на войне правда одна была, абсолютно единственная, святая и верная. Где враг, где зло, а где мы и добро – сразу понятно. Легко и просто. И воевать все шли с огненной верой в сердцах, готовые до последнего рубежа дойти, потому что в истине никто не сомневался. А у нас? Кто боевик или террорист, а кто герой России – разобраться не можем. И правда у каждого своя, та, что сердцу ближе. А кто больше прав или меньше – и не определить. Никто не назовет эту меру правдивости и правильности, разве что «умные люди» на голубых экранах, вещающие в эфире свои собственные истины. Жаль только, что война – это не теледебаты, поорать и разойтись не получится…

– Туалеты закрываю. Санкт-Петербург через сорок минут! – уже знакомый голосок вновь вернул меня в реальность. И тут же продолжил, зазвучав как-то требовательнее:

– Повнимательнее, не забываем свои вещи! Мужчина, выходить собираетесь? Конечная как-никак! – Я вздрогнул: ого, это уже лично мне адресовано! Проводница покачала головой, улыбнулась, словно журила меня, и с такой кокетливой иронией заметила: – Подъезжаем, а вы все в тапочках и шортах!

– Не волнуйтесь, быстро переоденусь, – весело парировал я в ответ. – Только дверь закрою, чтобы не смущаться, хорошо?

С этими словами я поднялся с места, аккуратно притворяя дверь моего купе, а проводница, широко улыбаясь, поспешила в свое, напоследок лукаво взмахнув ресницами. Признаюсь, мне нравилось ее внимание – пускай и мимолетное. И улыбка красивая, и глаза – озорные, искристые, словно солнечные. «Только в этот раз даже номер телефона не спрошу», – подумал я и отстранение сам себе удивился. Как-то я очень задумчив крайнее время. Странно. После моего развода уже лет пять незаметно пролетело, да и переживал я его относительно спокойно. Жизнь вообще нынче такая, что личное счастье и благополучие стали понятиями размытыми – и это у тех, кто о войне разве что благодаря книгам знал да телевизору, что уж о нас говорить! Редко кому удавалось семью сохранить, при нашей-то работе! Кто же выдержит постоянное отсутствие мужа, бесконечно долгие, бессонные ночи в размышлениях: «Где он? Вернется ли живым?» Да и зарплатой нас в начале двухтысячных вовсе не баловали, приходилось пояса затягивать по полной программе! И так семь лет. Хотя мы уже и родными друг другу стали, близкими и думали, что так всегда будет…

Но нет. Все когда-нибудь кончается. Прилетаю из очередной командировки, а жена не бежит, как обычно, на шею не бросается, то ли смеясь, то ли плача от радости. Стоит в метре от меня молча, глаза в пол, головы не поднимает. Врать она мне не умела. Совсем. Да и сам я почувствовал все – сердце ведь не слепое, хоть и говорят, что у военных черствеет оно. Ан нет. Мы тогда почти и не разговаривали. Так, редкими фразами перебрасывались, коротко и по делу. Все и без слов было понятно обоим. Разойтись постарались без истерик, сдержанно. И я даже рад, что не было между нами ни лжи, ни недомолвок, ни фальши.

Между тем поезд совсем замедлил ход, натужно запыхтел, словно зверь, переходящий со стремительного бега на совсем тихий шаг. В окошке уже мелькал перрон и радостные лица встречающих. Разглядеть их я не успевал – однако на вокзалах всегда улыбались прибывающим поездам. Здесь царила эта удивительная атмосфера счастья от предстоящих встреч, ожидания и легкой тоски. Кто-то держал пестрые букеты цветов, кто-то приветственно махал руками, а кто-то просто показывал таблички с надписями вроде «TAXI ЛЮКС» и тому подобные. В общем, повсюду была эта приятная, теплая суматоха.

Я накинул на плечо свою спортивную сумку, подождал, пока наш поезд полностью остановится, и, соблюдая очередность пассажирского потока, побрел по коридору вагона к выходу. Наша веселая проводница уже стояла на платформе возле вагона и контролировала выход пассажиров.

– До свидания. Спасибо, – вежливо улыбнулся я ей на прощанье, спускаясь с подножки.

– До свидания. Приходите еще! – кокетливо ответила она, тоже наградив меня лучезарной улыбкой, словно прощальным подарком.

Я широко, полной грудью вдохнул долгожданный свежий питерский воздух и, как обычно, быстрым шагом пошел к зданию вокзала.

Питер, здравствуй! Я долго ждал встречи с тобой. Для меня, пожалуй, это единственный город, где я мог бесцельно часами бродить по оживленным улицам и просто любоваться. Скромностью маленькой улочки или величием проспекта. Неисчерпаемой красотой архитектуры Санкт-Петербурга. Зданий и дворцов, соборов и храмов. Прелестью белых ночей, разведенных мостов и таинственным очарованием пустынных набережных. Я уже знал, что, как только приеду, первым делом снова отправлюсь гулять по Невскому от Московского вокзала до Дворцовой площади и обратно. Буду идти и наслаждаться каждым новым порывом сурового балтийского ветра, умеренной суетой всегда куда-то спешащих петербуржцев и даже громкими сигналами уставших от пробок водителей. Я неторопливо прошел через здание вокзала и вышел на площадь Восстания, окунаясь в любимый город целиком, с головой, как ныряют в прорубь.

Невский проспект. Сердце города. Сколько же всего видели старинные дома, что сейчас прижимались друг к другу, будто пытаясь спастись от промозглого ветра, спешащего вдоль дорог от Невы! Каждый раз, снова оказываясь здесь, я думал об этом – и каждый раз ответа найти не мог. Оставалось только головой качать, шагая и озираясь так, словно попал сюда впервые. Иногда я даже немного завидовал туристам. Для них Питер был сплошной тайной, они не знали его секретов, они видели его только теперь – и им лишь предстояло влюбиться в этот город, над которым разливалось такое невероятное небо. С другой стороны, ни за что я не променял бы его на другие, пусть даже самые красивые города мира. Ни одно место на земле не могло так врасти в сердце, как Санкт-Петербург. И сейчас я уверенно шел вперед, с отстраненной улыбкой разглядывая такой знакомый, такой родной Невский проспект, и безмолвно здоровался. Здравствуй, город. Встречай меня. Я наконец вернулся к тебе.

Мы с Питером были давними друзьями. Он всегда встречал меня как своего приятеля, и этот раз не стал исключением. Казалось, что даже машины приветственно подмигивали мне, проезжая по Невскому в обе стороны. От уютных кафе тянуло запахом кофе – горьковато-сладким, пряным и резким. И таким родным. В Петербурге все было особенным – даже кофе. Даже вой ветра, прогуливающегося вдоль кромок крыш, между труб и чердачных окон. Даже лица людей, идущих мне навстречу. Было еще довольно холодно, и мой город пока не вышел из зимней спячки, однако здесь мне всегда по-настоящему тепло в любое время года. Давно за спиной остался Московский вокзал, впереди уже виднелся Аничков мост, и ветер стал резче и холоднее, кусачий, но вовсе не злой. Приезжим казалось всегда, что ветра у нас злые. Я же знал, что это совсем не так.