Федор Яковлев - Рассказы отца. Как выживали на той войне

– Когда сразу после войны стояли в Австрии, боеготовность была на очень хорошем уровне, все старались. Командир полка наш был с бородой (так указатели на дорогах везде по тогдашней манере вокруг и стояли «Хозяйство Бороды»), себя держал в форме и следил, чтобы все не расслаблялись. Почти каждую неделю какое-нибудь соревнование устраивал для всего полка. То прыжки, то бег, отжимание или подтягивание. А у нас в роте старшина придумал – стояли в каком-то немецком доме с высокими потолками и двери тоже высокие, метра по два с лишком, так он в дверях своей каптерки, почти сразу, как ее занял, прибил хорошую рейку – подтягиваться. Входит в каптерку – до рейки подпрыгнет, подтянется и потом только войдет. И выходит так же – обязательно подтягивается, даже если очень спешит. А знаешь, как часто старшина в каптерку входит – выходит?

– Нет.

– Считай каждые пять-десять минут то туда, то обратно. За день таких подтягиваний набегает очень много. И вот была история. Месяца через два Борода устраивает соревнование по подтягиванию: весь полк, кто свободен от дежурства, собрался на стадионе, охотники выделиться подтягиваются на турнике, а весь полк хором считает: «Раз, два, …десять, ууу, мало, слабак!», «Раз, два, …пятнадцать!! Молодец!». Выходит наш старшина. Начинает подтягиваться, свободно так, не спеша. Считают: «Раз, два, … двадцать, двадцать один…» и замолкли – он-то подтягивается так же легко и не спеша, как и начал! Так и молчали, а он подтянулся сорок восемь раз! Вот так!

(Когда мне было лет семь, а брату – четыре, отец принес домой стальную трубу и укрепил ее поперек коридора на высоте два с небольшим метра. Сам он немного подпрыгивал, чтобы достать, мне приходилось с табуретки прыгать, а брата подсаживали. А когда подросли, то правило «проходишь – подтянись» действовало почти всегда. В школе я без проблем подтягивался по 12-15 раз, а иногда и до 19, а одноклассники не каждый и десять раз могли подтянуться. И сейчас у меня в квартире в коридоре висит на лямках короткая палка – не каждый раз, конечно, но когда прохожу, подтягиваюсь. Как-то недавно начал мучить остеохондроз – плечо заболело, специально стал чаще и по несколько раз подтягиваться, и все прошло.)

– А вообще Борода любил примерно раз в месяц проверять боеготовность. По своему плану, а для нас неожиданно, объявляет тревогу: на построение полка в полной боевой готовности – десять минут, и колонной – за ворота. Он впереди с пистолетом в кобуре и планшеткой, все за ним с полным вооружением. Но, правда, тяжелее пулеметов у нас вооружения никакого не было – обычный пехотный полк. И идет Борода не всегда по дорогам, а чаще по компасу через лес. Если небольшое озеро попадается на дороге, то он предупреждает, что впереди – переправа. Все уже знают, готовятся, особенно пулеметчики, – то бочку пустую где прихватят, то пару бревен посуше, ремнями или веревками связывают. Борода когда подходит к озеру, пистолет перекладывает в планшетку, ее держит на весу и – вплавь, а весь полк – за ним. И ничего, как-то выплывали и вооружение переправляли, ни разу ничего не утопили. А он на другом берегу еще и встречает, проверяет, в каком состоянии оружие – готово ли к бою.

– Где-то подо Львовом уперлись в немца, стоим уже несколько дней. Линия фронта проходит поперек долины, а по долине идет дорога, вполне приличная, не проселок. Сил у нас и у немцев примерно одинаково, но немец сидит в обороне, на нас не давит, поскольку Львов и так почти окружен. А метрах в двухстах в тылу за нашими окопами вся долина довольно круто поворачивает, и что там, за поворотом, ни нам, ни немцам не видно. И вот около полудня слышим сзади – гул моторов. Смотрим – выезжают из-за поворота несколько автомобилей «Додж 3/4» американских с нашими реактивными установками. Автомобили эти были немного покрупнее «виллиса», а реактивная установка – не от «катюши», поменьше, может быть – авиационная. Водитель там сидит слева в отдельной кабине, а справа от него – установка и направляющие стоят почти горизонтально. В установке то ли шесть, то ли восемь реактивных снарядов. А у водителя – кнопка запуска. И вот только первый автомобиль повернул и встал вдоль долины, водитель прямо на ходу нажимает эту кнопку и снаряды с небольшим интервалом начинают лететь в сторону немцев. И никуда он особенно, судя по всему, попадать и не собирался, потому что разброс этих снарядов был большим: то он ямку объедет, а снаряд в склон долины долбанет, то машина в другую ямку немного нырнет – так чуть по своим не влепит. Как только у первой машины боекомплект весь вылетел, она отворачивает в сторону, водитель вылезает и по-быстрому из кузова берет другие снаряды и заряжает свою установку. А в это время уже вторая машина пускает свои снаряды, а за ней идут в готовности еще штук десять «Доджей». Первая машина как готова, встает в хвост последнему «Доджу», едет и ждет своей очереди стрелять. Таким порядком они едут и непрерывно стреляют. Ну, в общем, шороху навели – немцам ничего не видно за разрывами и за дымом, они только по сторонам кинулись, подальше от этого безобразия. Да и наши немного растерялись – не знал же никто, что происходит, тоже в стороны стали расползаться. Так эти «Доджи» и проперли через нас и через немцев. А за ними – Т-34, броневики, грузовики с пехотой, с грузами, целая колонна, батальон пехоты, не меньше. Ну и замыкали всю колонну тоже танки. А когда колонна шла через немецкую полосу обороны, и танки, и пехота тоже не стеснялись, если нужно, стреляли. Длилось это не долго: минут через двадцать, тридцать уже все затихло – этой колонны как и не было. Так и ушли они по этой дороге в тыл к немцам выполнять какую-то свою задачу.

– Папа, а ты как снайпер часто воевал?

– Да нет, не стремился. Но если по делу требовалось, куда надо мог попасть. Нас в училище хорошо натренировали – и теорию подробно давали и практика была: стреляли чуть ли не в классе. За преподавателем была мишень, а за ней улавливатель – из стального листа устройство, похожее на граммофонный рупор. Пуля пробивала мишень, попадала в раструб и по спирали закручивалась в трубе, а потом падала в цинковое ведро внизу. В конце войны как-то один старшина, хохол – всегда первым быть стремился – вынудил меня поспорить, кто лучше стреляет. Придумали, как определить. Выбрали цель – перед склоном горы у дерева горизонтальную нетолстую ветку тряпочкой пометили. Расстояние – 500 метров. Ну, вот я эту ветку отстрелил, а он не смог. Винтовка у меня была наша, как правило. Одно время использовал трофейную – не немецкую, а канадскую. У этой оптика была очень хорошая, и патрон помощнее. Сама винтовка, правда, была тяжеловата. Да и не очень долго она у меня была: попали как-то под минометный обстрел, надо было быстро отходить, как ни жалко было, пришлось ее бросить. Тут дело такое: то, что за тобой записано, обязан из боя вынести, даже если и вышло из строя. Иначе получится, что бросил оружие, значит испугался, а это уже почти трибунал. А трофейное не записано, поэтому если иначе не получается, оставляешь его.