Муханов - Почтальон vs Редактор

– Командования здесь нет, шевалье. Я уполномочен начальником русских войск, против которых вы сражаетесь, более ничего не нужно, – медленно, растягивая слова и вновь как бы нехотя ответил Алексей.

– Ладно, поручик. Я думаю, мы оба знаем, зачем мы здесь. К дьяволу формальности! Скажу вам коротко. Мы должны здесь пройти. Вы на нашей дороге. Предлагаю вам почетную, самую которую только можно, сдачу на милость Великой Армии. Но прямо сейчас! Что скажете?

Берестов немного подумал. Ровно столько, чтобы потянуть время и не вызвать подозрения.

– Мне тоже чужды формальности,– ответил он. – Но я не осведомлён о том, что вы подразумеваете под почетной сдачей. Вам известно – за два месяца этой войны мы ещё никогда не просили пардону. И сейчас….

– Все просто! – поспешно и даже невежливо перебил его де Кроссье. – Вы прекращаете сопротивление! Строитесь вдоль дороги, сдаёте все боеприпасы и пропускаете наши корпуса. Вам остаются все знамёна, пушки, оружие, форма и регалии. После прохождения Великой армии Ваша часть будет сопровождена до указанного вами лагеря. Довольно, своим сопротивлением сегодня вы уже заслужили себе славу! Хватит крови, ее ещё будет много! Ради Вас, ради ваших отцов, матерей, жён и детей! Решайтесь, другого предложения сегодня уже не будет!

Шевалье говорил все с возрастающим жаром, подчеркивая свои аргументы интонацией и выражением загорелого лица. Берестов невольно залюбовался его молодцеватым пылом. Однако, и у него был свой план. Ненароком обернувшись на долю секунды, он увидел: вдалеке, там, где грязная коричнево-серая лента дороги сливалась с могучей буйной зеленью, уже был виден стройный край русского каре.

– Успели! – подумал поручик, и вновь обратил взор к французу. Тот уже смотрел ему в глаза, пытливо стараясь прочитать в них ответ.

– Нет! – твёрдо и коротко сказал Берестов, давая понять из последних сил, что любое обсуждение закончено.

Шевалье повернулся к своему коню, думая уехать, но затем остановился, и подошёл к русскому почти вплотную.

–Послушайте,– начал он, уже более дружеским, участливым тоном. – Мы оба знаем, кто мы. И мы оба слышим Глас. Мне он повелел помочь моему императору пройти здесь, вам же, видимо, поручил этого не допустить. У каждого из нас своя истина. Мы пришли сюда по велению нашего великого вождя, а вы защищаете свою землю. Я сегодня шёл на встречу с намерением убить вас, просто зарубить или застрелить. Но вам, очевидно, и так ясна ваша участь. Что вы знаете?

– Я знаю немного, – отвечал Берестов как можно более убедительно и медленно. – Да, я знаю, что сегодня я умру. И это не страшит меня, ибо я всегда повиновался тому, что слышу. Он направлял меня, в мире и войне, очевидно, как и вас, монсеньор де Кроссье. И вы правы, мы должны остановить вас здесь. Это все что мне сказали, и более мне ничего не известно. Я заканчиваю свой земной путь и готов с достоинством встретить мою смерть. Но пока я жив, вам здесь не пройти, знайте это!

–Когда впервые глас пришёл к Вам, поручик? – спросил француз после некоторого раздумья, явно, потрясенный словами Алексея.

–На Аустерлицком поле, во время тяжелого ранения.

–О да, то была славная битва. Гений нашего императора даровал нам победу. Но позвольте, я вижу, что вам совсем неведом истинный смысл. Послушайте меня, глас не создан для слепого повиновения. Он лишь адъютант, передающий вам мысленный приказ. Но вы можете не передавать и не исполнять его, или исполнить по-своему. В момент, когда вы получили его, история уже изменилась, и вы теперь ее творец! Вот и сейчас – я вижу, вы тяжело ранены, истекаете кровью. Прошу вас, передайте своему командиру мое предложение. Вы останетесь в живых. Как знать, какой следующий приказ придёт вам от гласа грядущего. Неужели вы не хотите узнать это? Мы можем менять историю. За нами будущее, если мы не обратимся в прах. Прошу вас, поручик! Я ведь знаю более Вас, глас уже почти двадцать пять лет со мной. Он помогал мне, ещё 12-летнему гаврошу, рушить стены Бастилии. Вёл меня вслед за генералом Бонапартом под пули на Аркольском мосту. На том же поле у Аустерлица, когда ваши кавалергарды поскакали на нас в отчаянную атаку, он, сделал ее безнадежной, приказав бросить навстречу наших великолепных кирасир! Вы подумайте, скольким людям на Земле ведома тайна гласа? Уверяю Вас, очень многим. Сотни, тысячи людей, получив его, начинают усердно работать, дабы изменить ход истории. Вы и я – лишь малая толика этих усилий. Помните, нам предопределено пройти здесь, и, что бы вы не делали, мы пройдём и победим. Во имя Франции! Во имя мира! Сдавайтесь, прошу Вас! Не нужно вам умирать сегодня!

Берестов, уже не мог четко слушать и воспринимать все, о чем говорил француз: слабость от раны охватила его, закружилась, как в омуте, затуманенная голова, ноги начали подкашиваться. Отпустив эфес сабли, он начал оседать в траву, Шевалье бросился к нему и подхватил его за подмышки, но, собрав последние силы, Алексей здоровой левой рукой выхватил из-за пояса заряженный пистолет, и приставил дуло прямо ко лбу француза. Де Кроссье замер на месте, медленно опуская руки. Берестов стоял перед ним на коленях, жилы на лбу вздулись, рука с оружием тряслась, но взгляд его был твёрдым.

– Шевалье! – прохрипел он, сбиваясь на коверкание французских слов. – Если мы… если… только песчинки в механизме истории, значит, я могу…, да, убить вас прямо сейчас, здесь…, и ничего, ничего не изменится. И да…! Другие, слышащие глас, придут и довершат мое и ваше дело!

– Нет, – ответил де Кроссье, не моргнув глазом. – У вас не выйдет. Я восхищён вашей храбростью…, и твердостью. Но глас сказал, что мне не суждено умереть. Не сейчас!

Берестов выпустил из слабеющих рук пистолет, и, теряя сознание, повалился, утопая во влажной траве. Де Кроссье, обернувшись к русским, вдруг стал махать обеими руками крест-накрест, пока не увидел, как от далекого строя отделились три конных фигуры и быстро поскакали ему навстречу. Сзади, под оглушающий барабанный бой, приближался строй французских полков. Мюрат бросил своих гренадёров вперед вдоль дороги, а кавалерия уже охватывала оба прикрытых лесом фланга русских. Неверовский и два казака из его свиты подскакали к месту, где стоял шевалье, в ту самую секунду, когда до французской линии оставалось не более сотни саженей.

– Забирайте его, генерал. Он ранен, но ещё жив! – крикнул де Кроссье русским, силясь перекричать барабаны и указывая на тело Берестова.

Французы позади, как заворожённые, наблюдали невиданную картину, не стреляя: адъютант их маршала, спешившись, помогал русскому генералу уложить русского же офицера на круп коня одного из помощников-казаков. Затем двое противников вскочили в седла, обменялись почтительными короткими салютованиями и, на миг задержавшись и глянув друг на друга, поскакали каждый к своим войскам. Шевалье промчался вдоль наступающего строя и подъехал к стоящей чуть позади свите Мюрата. Боевые линии противников уже были так близко, что когда Неверовский въезжал в строй своего каре, он отметил про себя напряженные, вжавшиеся выражения лиц передовых бойцов, готовых к схватке. До французов было уже менее пятидесяти саженей.