Владимир Бровко - Дети войны. Том 2

В освобождении Усть-Лабинского района принимали участие 2-я гвардейская стрелковая дивизия, 409 армянская горно-стрелковая дивизия, 223 горно-стрелковая дивизия, 295 —я горно-стрелковая дивизия 389-я горно-стрелковая дивизия. 29,30,31 января 1943 года, боевым распоряжением штаба Северокавказского фронта, 409, горно-стрелковую дивизию включили в состав 37-ой Армии и форсированным маршем вывели в район Курганной, Лабинской.

«В район первой вошла 223 горно-стрелковая дивизия со стороны станицы Тенгинской, освободили станицу Новолабинскую и Некрасовскую.

Город Усть-Лабинск взяли «в клещи» часть дивизии атаковала со стороны Некрасовской, другая – со стороны аула Хатукай.

Мосты были взорваны, места переправ постоянно бомбили.

Преодолеть реку Кубань можно было только ночью. Немцы занимали преимущественную позицию: на обрыве, а советские войска снизу.

Кубань была форсированна с 30 на 31 января.

Вошли в Усть-Лабинскую в 5 часов утра. Начались бои на улицах.

Утром второго февраля командир дивизии Зюванов и командир полка Ляшевич проанализировали ход боев за станицу, и командир дивизии отдал приказание командиру полка Ляшевичу:

«Усть-Лабинская сегодня должна быть взята».

Приказ был выполнен, только оба командира в этом бою погибли от пуль немецких снайперов.

Похоронены они в братской могиле на ул. Ленина. Радости усть-лабинцев не было предела.

Каждый звал к себе домой в гости, отведать настоящего кубанского борща».

Несмотря на то, что станица освобождалась ночью и рано утром, жители встретили нас, воинов Красной Армии, хлебом и солью.

Они предлагали нам хоть на минутку зайти в дом, отдохнуть и согреться, другие предлагали покушать. Такая теплота наших советских людей, измученных в фашистской неволе, бодрила нас, придавала нам новые силы для дальнейшего наступления и быстрейшего освобождения хуторов, станиц от немцев.

Отступая из станицы Усть-Лабинской, немцам все же удалось закрепиться в станице Воронежской и приостановить наше наступление. Но и на этом рубеже, через несколько суток враг был сломлен и отступал дальше на запад при нашем его преследовании днем и ночью»

Итак, мы видим, что в описании событий, происходивших во время оккупации Усть-Лабинска и Усть-Лабинского района мы мало узнали о действия там немецкой оккупационной администрации и уж совсем ничего не было рассказано о проводимых в городе массовых казнях советских граждан!

Да и вообще мы не узнали ничего достоверного о том как в оккупирован Усть Лабинске приходилось В. Пинкезону, членам его семьи да и все остальным жителям.

Поэтому этот пробел в истории жизни и смерти Абрама Пинкензона я и восполню в следующей части

Оккупация Усть-Лабинского района длилась с 8 августа 1942-го по 5 февраля 1943 года.

По современным подсчетам за период с 7 августа 1942-го по 2 февраля 1943 года.

гитлеровские палачи казнили 4242 человека.

Во время войны на фронт из района призвали в РККА около 20 тысяч человек из них 6922 бойца погибли и еще 6562 пропали без вести.

Но это как бы одна «голая статистика», а мы попробуем далее взглянуть на события вышеуказанного периода времени глазами непосредственных очевидцев и даже прямых участников этих событий.

Свидетельства очевидцев жизни в г. Усть-Лабинске А. Пинкензона и членов его семьи:

А вот первым и важным свидетелем в нашей истории о А. Пинкензоне выступает его двоюродная сестра. Ей тоже была уготована судьбой сходная участь, но ее родители смогли избежать Смерти.

Вот отрывок из ее воспоминаний:

ДЕТИ ВОЙНЫ

Бецалель ГЕНДЛЕР-ПИНКЕНЗОН,

«Моя мама – Сима Пинкензон- родилась в Бельцах.

Это было в начале прошлого века.

Родители мамы – моя бабушка Шейва и дедушка Берко (дома его звали Бейрл) – жили в небольшом одноэтажном доме. Дедушка занимался торговлей, семья по тем временам была среднего достатка.

Детей было четверо: три дочери – Ревекка, Фрима и Сима, а также сын Вольф. Дома его звали Воля, Володя. Он был единственным из детей, который получил высшее образование.

Мама часто рассказывала о родительском доме, где были книги, рассказы старших, шутки. В семье чувствовалась атмосфера честности, порядочности и доброжелательности.

В 1928 году моя мама вышла замуж и переехала в другой город.

Мы бывали в Бельцах, но мне запомнилась поездка в 1940 году.

Мой отец поехал туда на семинар адвокатов и взял меня с собой, чтобы повидаться с родственниками – бабушкой, дедушкой, дядей Володей, который работал врачом и слыл в городе хорошим специалистом, и с его женой, тетей Феней.

Их сын Муся был почти моим ровесником, и мы быстро нашли общий язык.

Уже прошло более 60-ти лет после трагической гибели моего двоюродного брата, а я все так же называю его Мусей.

По документам он Абрам, так я и заполнил здесь, в Израиле, лист памяти в институте «Яд ва-Шем». Дома же его называли Абрамуся, или просто Муся.

Мне было 8 лет, и я хорошо помню тот вечер сорокового года, когда мы приехали в Бельцы.

Лил сильный дождь, и чтобы добраться с вокзала до родных, мы наняли извозчика. Расправив сложенную гармошкой позади фаэтона крышу, возница надежно укрыл нас от дождя, а мягкие рессоры и обтянутые резиной колеса обеспечивали быструю езду.

Одноэтажные дома были едва заметны, улицы были слабо освещены, но дорогу «указывал» прикрепленный к облучку рядом с возницей фонарь со стеклом. Мокрая от дождя брусчатка отражала свет встречных пролеток.

На следующий день гости и вся семья собрались за обеденным столом. Не очень большая столовая, но большие окна пропускали много света. Из столовой наверх вела винтовая металлическая лестница. Обеденный стол был накрыт белой скатертью, красиво сервирован, стояли бутылки с питьем и оригинальными пробками в виде ярко раскрашенных гномиков.

Взрослые продолжали трапезу, а Муся стал знакомить меня со своими книгами, играми, показал мне свой велосипед, на котором любил кататься. Больше всего мне запомнилась скрипка, которая в его руках звучала особенно нежно. Это было интересно еще и потому, что я в то время только начинал учиться игре на скрипке.

Муся охотно рассказывал о себе, о своих учителях – известном в то время преподавателе музыки маэстро Бено Эккерлинге и учителе рисования Лазаре Дубиновском. Муся оказался интересным собеседником, много шутил, смеялся.

Мне запомнились родители Муси – тетя Феня и дядя Володя с его уверенным голосом и мягкой улыбкой, бабушка – спокойная с гладко зачесанными назад волосами.

Особенно запомнился дедушка, его лучистые глаза, красивая, почти белая борода, высокий рост, спокойная, уверенная речь.