Юзеф Пилсудский - 1920 год. Советско-польская война

Как это обычно бывает перед началом крупных операций, п. Тухачевский и его начальники анализировали характер местности на операционном направлении и оценивали группировку своих сил и сил противника. Этим двум вопросам п. Тухачевский посвящает в своей книге соответственно главы II и III. Я не буду останавливаться на описании местности, которое полностью соответствует действительности и относится к области чистой географии. Задержу внимание читателя лишь на некоторых моментах географических рассуждений п. Тухачевского, так как, судя по тому, что он написал о своих методах управления, они сыграли большую роль в принятии решений в ходе боевых действий. Это будет мне тем более приятно, что один из терминов, который с видимым удовольствием повторяет п. Тухачевский, имеет польское происхождение, и поэтому я как бы имею право употреблять этот термин в его первоначальном значении, а не таким, признаюсь, странным образом, как это делает п. Тухачевский. Речь идет о следующем: п. Тухачевский пишет, что для проведения операции со столь далеко идущими целями он имел на выбор два направления для нанесения главного удара. Одно из них называется игуменское направление, ведущее прямо на Минск, второе – как он сам говорит – «поляки называют Смоленскими воротами». Пан Тухачевский избрал для проведения своих операций второе направление.

Как я уже отметил, наш термин обозначает совсем другой, более приближенный к самому названию, участок местности. Действительно, две главные пограничные реки, некогда разделявшие Речь Посполитую и страну царей, Западная Двина и Днепр, образуют в своем верхнем течении относительно узкий коридор, закрытый с востока крупнейшим в тех краях городом – Смоленском. В старину все набеги и походы, будь то с польской или с русской стороны, проходили через Смоленск, превращая его как бы в ворота, в которые необходимо постучаться, прежде чем планировать какие-либо крупномасштабные операции. Проходили столетия, и каждый раз, когда начиналась очередная большая война, Смоленск переходил то в одни, то в другие руки. В новой истории во время похода Наполеона на Москву вновь одно из крупнейших сражений произошло здесь, за обладание этими поистине воротами. До сих пор Смоленск носит явный отпечаток своего важного стратегического значения: мало где сохранились такие, как здесь, старинные стены и валы. Но п. Тухачевский переносит название «Смоленские ворота» в совсем другой район, не имеющий, по моему мнению, ничего общего ни со Смоленском, ни с одной из рек, образующих эти ворота, – с Днепром. Более того, как бы желая приуменьшить большую историческую значимость Смоленска, он переносит основной упор своих рассуждений в маленький городишко Ореховна. Признаюсь, это неожиданно возникшее название привело меня в ужас. Как мог я, Верховный главнокомандующий польской армии, в течение нескольких лет анализировавший самые разные варианты, взвешивающий до мельчайших подробностей все шаги как со своей стороны, так и со стороны противника, не заметить того, что в течение какого-то времени я имел в своих руках столь важный стратегический пункт, от которого, вдобавок ко всему, с моего согласия мы избавились при окончательном определении границы в соответствии с Рижским договором. Я склонен даже подозревать, что еврейское население этого небольшого городка намеренно стремилось к тому, чтобы оказаться на территории Страны Советов, так как именно под его нажимом мы сделали эту небезопасную уступку.

Если же п. Тухачевский весь этот район называет «Смоленскими воротами», то я позволю себе предложить городок Ореховна, расположенный сейчас как раз на нашей границе, называть калиткой, «смоленской калиткой». Но шутки в сторону. Судя по работе п. Тухачевского, Ореховна сыграла в войне важную роль.

Командующий советскими силами сетует, что в районе Ореховны он должен был изменить свою операционную линию, делая – как он пишет – большое захождение правым плечом на 90°, то есть меняя ее под прямым углом. По этому поводу, несмотря на то, что он был разбит в своей первой попытке, называемой им «майское наступление», п. Тухачевский утешает себя тем, что «Смоленские ворота» остались в наших руках вплоть до того момента, когда мы перешли во второе решительное наступление» (стр. 41).

Во вступлении я говорил о чрезмерной абстрактности трактовки темы п. Тухачевским. Трудно найти лучшее доказательство того, что эта абстрактность его ума существует на самом деле, если он с такой легкостью может связывать свою деятельность командующего со столь до смешного незначительными точками на карте. Когда заходит речь о проведении действительно сложного, требующего много времени маневра захождения тем или иным плечом большей части войск под прямым углом, видимо, нельзя связывать осуществление такого маневра с какими-то незначительными пунктами, даже если они расположены на главных коммуникациях. Подобный трудный маневр можно так же хорошо провести и не ограничивая себя какими-то конкретными пунктами. О, география и геометрия! Сколько же ловушек уготовлено в них для полководцев!

Военная история знает не один такой пример. Когда в конце мая мне пришлось задержать наше контрнаступление, я и не подозревал, что п. Тухачевский прорывал перед этим «Смоленские ворота» и в конце боя дрался за удержание даже не их самих, а их суррогата – «калитки в Ореховне». Это напоминает мне широко известное сражение между армиями Куропаткина и Оямы в январе 1905 года. Русские, которые тогда наступали, называют его «битвой под Сандепу», а называют его так потому, что и генерал Куропаткин, и командующий 2-й армией Гриппенберг развитие всей операции ставили в зависимость от успеха боя за Сандепу, за эту своего рода Ореховну на тамошнем театре военных действий. Название этого городка было так созвучно их помыслам, их планам, их тревогам и надеждам, что оно предопределило и название всего сражения. И вот, игра случая, японцы, которые перешли в контрнаступление, окрестили то же самое сражение совсем по-другому – «битва под Геи-кау-таи», под другой Ореховной, ибо именно здесь они познали весь ужас разгрома, столкнувшись с отборными войсками русских, именно это название связалось в их сознании с самыми большими трудностями и тревогами, с самыми большими потерями. В своих лекциях я всегда любил приводить этот пример, называя его комедией ошибок и образцом комического недоразумения. Я всегда предупреждал своих слушателей, чтобы в военных операциях, как малых, так и крупных, они всеми силами избегали ловушек, скрытых в географии и геометрии. И пусть меня простит мой уважаемый противник по войне 1920 года, если теперь, наряду с Сандепу, я буду приводить пример Ореховны. Когда я перейду к анализу боевых действий, то, думаю, мне удастся доказать, что упорное топтание мыслями вокруг подобных проблем у полководцев почти всегда неизбежно ведет тоже к топтанию, но уже ногами солдат, неутоптанной земли полей сражений с огромными затратами времени и сил.