Анна Тимофеева-Егорова - Небо, «штурмовик», девушка. «Я – „Береза!“ Как слышите меня?..

– Это я, Аня Егорова, с 21-й шахты…

Все сидящие за большим столом дружно засмеялись. Вопросов же ко мне было бесконечно много: спрашивали о родителях, о братьях, о сестрах, и о работе, и о географии.

– Определите долготу и широту города Москвы, – помню, предложил кто-то из дотошной комиссии.

Я подошла к карте, висевшей на стене, долго водила пальцем по меридиану и по параллели и наконец объявила. Все снова засмеялись: оказывается, я перепутала долготу с широтой.

– Она же смущается, – вмешался представитель комсомола, – ударница она.

– Ну, если ударница… – шутливо протянул летчик, – тогда скажи, девушка, в какую группу ты, собственно, желаешь поступить?

Я поняла, что «мычать» больше просто невозможно, нужно взять себя в руки и заговорить нормально, толково, иначе все рухнет: выгонят и второй раз не позовут. Я вздохнула поглубже и сказала:

– Пилотом хочу быть!

– Э-э, какая шустрая, оказывается, а комсомол уверял, что она смущается. Сразу не куда-нибудь, в летную требует…

Кто-то из-за стола буркнул:

– Рановато, по возрасту не подходит, годок подождать надо.

Что за притча: из-за возраста меня в золотошвейки не принимали, из-за возраста из шахты выпроваживали… И вот опять, когда я, сделав подлог, прибавила себе два года, – опять по возрасту не подхожу?

– Пойдешь пока на планер…

– А что это такое?

– Не знаешь? Странно… Это летательный аппарат. Ну как тебе попроще объяснить: самолет без мотора…

– Так, значит, я напрасно о моторе мечтала? – вырвалось у меня, я подошла к столу вплотную и заговорила быстро-быстро, обращаясь, по существу, лишь к летчику:

– Планер планером, а мне на самолет надо… Ведь я же очень, поймите, очень летать хочу…

– В этом году полетаете на планерах, понравится – в летную группу переведем. Следующий!

Закрыв за собой дверь, я бессильно опустилась на кем-то любезно подставленный стул. Со всех сторон сыпались вопросы: «Ну, как там?», «Куда тебя?», «Строго спрашивают?»…

Всю зиму мы занимались теорией. Совмещать работу, учебу на рабфаке и в аэроклубе было трудно. Но мы с Тосей ухитрялись и в кино сходить, и даже изредка на танцы. Над нашей шахтой шефствовал Театр оперетты, и нам часто давали билеты на спектакли. Нашим кумиром был артист Михаил Качалов, и я даже была влюблена в него, стараясь попасть на спектакли с его участием и сесть поближе к сцене.

Ранней весной мы стали ездить в село Коломенское на практику. Говорили, что когда-то именно тут холоп Никитка, соорудив себе крылья, прыгнул с высокой колокольни. Там с крутого берега Москвы-реки мы взлетали и парили на планерах. Конечно, по меркам нынешнего времени все делалось весьма примитивно. Планер УС-4 устанавливали на крутом берегу, и он закреплялся штырем. В кабину садился курсант, а остальные спускались на склон, брались за концы амортизаторов, прицепленных к планеру, и по команде инструктора: «Натяги-вай!» – растягивали их, чтобы «выстрелить» сидящего в кабине безмоторного аппарата, как из рогатки.

Чтобы побыть в воздухе 2–3 минуты, а остальное время так вот натягивать амортизаторы планера, отработав смену в шахте, все лето, каждый день я ездила в Коломенское. К осени на шахте уже в наклонном стволе в ноздри ударил уютный запах теплой сырости, малярки и лака. Запах отделочных работ, верный признак того, что дело близится к завершению, рождал в груди приятные чувства. Ощущение чего-то праздничного, волнительного сопровождало нас, когда мы шли по почти готовому перрону станции. А ведь стены станции еще стояли «раздетыми», еще несли и несли вниз тяжелые ящики с электрооборудованием. Вчерашние арматурщики, мы занимались облицовкой – это было привычным явлением для тогдашнего метро. Люди хотели возводить станции от начала до конца и осваивали несколько смежных специальностей…

В октябре 1934 года в метро прошел пробный поезд из двух красных вагонов. Какое же было тогда ликование! Мы кричали «ура», пели песни, обнимались, плясали, бежали вслед за вагонами. Моя первая поездка в поезде метрополитена оставила неизгладимое впечатление. Что творилось под землей 6 февраля 1935 года, когда строители «промчались» через свои 13 станций! А 15 мая 1935 года Московский метрополитен был открыт для всеобщего пользования. За ударную работу на метро Московской комсомольской организации была вручена высшая правительственная награда – орден Ленина; большую группу строителей метро тоже отметили орденами и медалями. Для нас же Метрострой стал замечательной школой мужества, становления характера и закалки.

– …Ну хватит землю копать, пора браться за ум. Поступай-ка в институт – а пока, я договорился, поработаешь в редакции газеты «Труд». Должность не ахти какая, но зато будешь среди умных и образованных людей. Глядишь, повлияют на твой партизанский характер.

Так заявил мой брат и отвез меня во Дворец труда на Солянку, где размещалась редакция. И я стала читать письма рабкоров, определяя, в какой отдел их отнести. Работа была интересная, но мне не хватало коллектива энтузиастов «Комсомолстроя». Поэтому «промучившись» в «Труде» четыре месяца, я удрала на строительство второй очереди метростроя, на шахту 84–85 «Динамо». Теперь я стала работать слесарем по ремонту отбойных молотков и перфораторов, а заодно и общественным библиотекарем при шахткоме. Вечерами же я занималась уже в летной группе. Рабфак и планерная школа были окончены – я получила среднее образование, став инструктором-планеристом.

В аэроклубе мы изучали теорию полета, аэронавигацию, метеорологию, «Наставление по производству полетов» и материальную часть самолета У-2. К весне по воскресеньям стали ездить с инструктором на аэродром в Малые Вяземы для наземной подготовки. Садились на Белорусском вокзале на «паровичок» (электричек тогда еще не было) – и полтора часа до Вязем. Оттуда через лес вдоль речки Вяземки – километровый поход до аэродрома.

Наш аэродром!.. Он уже ждал нас – за деревней Малые Вяземы располагалось большое, обрамленное лесом поле. Были построены ангары, служебные помещения, жилой дом – и все это руками курсантов-метростроевцев. Подготовке к полетам мы, курсанты, обучались по небольшой книжечке в голубом переплете. Называлась она «Курс учебно-летной подготовки школ ВВС РККА», или просто КУЛП. Нам строго внушали, что эта книга написана кровью летчиков. В ней были и указания курсанту-летчику по изучению и освоению курса летной подготовки, и «общие» советы.

Возьмем, к примеру, пункт пятый: «Постоянно воспитывать в себе: воинскую дисциплинированность, как на земле, так и в полете; организованность, культурность в работе и в быту; постоянную внимательность даже к мелочам, аккуратность, точность, быстроту в действиях и особенно разумную инициативность при выполнении поставленной задачи». Очень дельные советы!