Борис Цеханович - Горячая точка

Нелепо взмахнув руками и попытавшись в безуспешной попытке ухватится за поручни, я начал вываливаться из тамбура вагона, мгновенно поняв, что при падении на острую щебёнку и с приличной высоты, сейчас что-нибудь себе сломаю или же напрочь разобью голову…..

…..А ведь как всё хорошо начиналось. Две недели назад я в подавленном состояние сидел в своей канцелярии, тоскливо размышляя о зашедшей в тупик жизненной ситуации.

– Ну, майор. Ну…, командир самоходно-артиллерийского, хоть и кадрированного, но всё-таки дивизиона. Есть двухкомнатная маломерная квартира, но уже десять лет стою на расширение, из них последние два года – первым. Но, без стыда и совести, обходя меня, получают трёхкомнатные квартиры более хитрожопые. Дают взятки, стряпают фиктивные медицинские справки, из которых все вдруг узнают, что у них дети «смертельно больны» или же сами «почти одной ногой стоят в могиле». Противно всё это. Противно оттого ещё, что с этими людьми не один гекалитр водки выпит, ни один пуд соли съеден, да и дни прошедшей чеченской войны так просто из жизни не вычеркнешь. Каждый день, сталкиваясь с ними в полку, я здоровался сквозь зубы и старался побыстрее уйти от них. Дома тоже было не всё в порядке, где были частые конфликты с женой, которая считала меня неудачником и не способным решить квартирный вопрос. Вместе с нами проживает мать жены, занимающая одну из двух комнат. Вроде бы тихая старушка, но этот «божий одуванчик» храпела по ночам, как здоровенный грузчик и так получалось, что дети спали вместе с нами во второй комнате. Естественно, ни о каком нормальном сексе речи не могло идти. Конечно, можно было бы завести на стороне любовницу, но совсем не хотелось таким путём решать этот вопрос, да и не сторонник я так решать проблемы. Надо добавить, что Чеченская война тоже не придала семейным отношениям ещё большей гармонии, а только ухудшила. Жена категорически не хотела даже слышать о войне, считая, что если она ничего не слышит о Чечне или мы не обсуждаем прошедшие военные события – значит, её не было. Не понимая того, что прошедшая война стала самой яркой, самой трагичной страницей моей жизни, которую невозможно переписать или просто выкинуть, куда-нибудь на свалку. Усугубляли семейные отношение и то, что у нас периодически задерживали выплаты денежного довольствия. Валя работала бухгалтером в частном предприятии, хорошо получала и часто говорила: – Ты, мол, не беспокойся. У меня зарплата хорошая – проживём. Служи спокойно.

Я и служил. Другие офицеры, у кого жёны не работали, сами по ночам работали или «бомбили» на своих стареньких машинах и приносили домой хоть какие-то деньги – тем и перебивались. Мы же на зарплату жены жили неплохо, но со временем она стала свысока поглядывать на меня и частенько намёками давала понять, что в семье она главная и кормит всех только она. Ещё немного и она вполне серьёзно заявит, что я дармоед и сижу у неё на шее.

До пенсии оставалось два с половиной года и перспектив в росте и в карьере тоже никаких. Служба у меня проходила в кадрированном полку и для многих офицеров с развёрнутых полков она казалась мёдом, но это только если смотреть со стороны. Спокойная, размеренная жизнь кадрированного полка угнетала, не давая развернуться. Конечно, я старался – работал. Раз нет солдат и техника стоит в хранилищах на длительном хранении, то всю свою энергию направил на учебно-материальную базу дивизиона и экипировку. Результат был налицо – через полгода у меня была лучшая артиллерийская экипировку и учебно-материальная база в дивизии. Немного порадовался этому и впал в ещё большую меланхолию. Всё это было не то. Хотелось большего, но я уже был по армейским меркам стар и никуда не годился. Да…, был почёт, было заслуженное уважение, авторитет, но что жить старым, когда нужно идти к новым рубежам и доказывать всем, что тебя, в сорок три года, ещё рано списывать…

С такими мрачными мыслями сидел в своём кабинете и равнодушно глядел в окно с четвёртого этажа, разглядывая активную суетню солдат и офицеров, с муравьиным упорством устанавливающих палатки для приёма приписников. Я тоже должен был там бегать и суетиться, но не было абсолютно никакого желания и продолжал сидеть на стуле, всё чаще и чаще возвращаясь к мысли, что пуля в висок самый лучший выход из создавшейся ситуации.

Чёрт знает, до каких бы мыслей додумался, и чтобы сделал, но дверь широко распахнулась и в канцелярию с шумом ввалился жизнерадостный подполковник Миронов.

– Боря, всё хандришь? Пялишься бездумно в окно…, – подполковник по-хозяйски расположился напротив и внимательно поглядел на меня весело искрящимися глазами, – Ладно, Боря…, Хорош тосковать. Я к тебе с деловым предложением пришёл – на миллион долларов.

Я тяжело вздохнул и повернулся к товарищу: – Если, Аркаша, ты пришёл денег попросить – то зря. Нет у меня денег и ты прекрасно об этом знаешь.

Миронов дурашливо наклонился к сейфу и любовно погладил его холодную металлическую поверхность: – Да знаю, что у тебя денег нет. Но также знаю, что в сейфе у тебя есть бутылка коньячка. Причём приличного…

Улыбнувшись и оценив дружеский подхалимаж, открыл сейф и достал бутылку действительно приличного коньяка: – И откуда ты всё это-то знаешь, Аркадий? Непонятно!? Ну, да ладно – тебе сегодня повезло. Настроение у меня хреноватое, так что давай – выпьем. Только вот закусить у меня нечем.

Но Аркашу отсутствие закуски не огорчило – с тем же энтузиазмом и энергией он «хлопнул» залпом пахучую жидкость, зажмурился от удовольствия и ещё больше заулыбался.

– Боря, я не буду у тебя занимать денег, а наоборот предложу тебе этот миллион, а то и несколько миллионов.

Внимательно и долгим взглядом посмотрел на Миронова. Служит он у нас уже около года. Подполковник, но «лежит» на майорской должности начальника штаба зенитно-ракетного дивизиона. Поговаривали, что «летал» он очень высоко и очень «далеко», но за какие-то тёмные дела слетел с высокой должности и был отправлен к нам – в ссылку. Мужик компанейский, вроде бы открытый, не жадный, любитель погулеванить – но иной раз его слова, поступки заставляли более внимательно приглядеться к нему и тогда из-за показной простоты, бесшабашности выглядывал хищник, который запросто мог «разорвать» любого, кто станет на его пути.

– Аркаша, всё что угодно, но только на криминал меня не толкай, – я снова наполнил солдатские кружки и чокнулся с товарищем.

Миронов снова лихо выпил коньяк и отодвинул кружку на край стола: – Боря, не бойся. Мужик ты нормальный. И что мне в тебе нравиться – так это твои принципы. Нормальные, такие жизненные принципы, которых твёрдо придерживаешься. Ты прекрасно знаешь – «что такое хорошо и что такое плохо». Поэтому прямо идёшь по жизни, не виляя ни вправо, ни влево. За что тебя не только я уважаю, но и многие другие офицеры. У меня так, к сожалению, не получается – вечно перегибы, причём явно не в ту сторону. И рано или поздно я влечу и влечу… капитально. А с плохим я к тебе бы и не пошёл, знаю – послал бы ты меня подальше, да ещё и на три, а то и больше букв…..