Борис Цеханович - Обыкновенная война

Сумел всё-таки Серёга разжалобить и убедить кадровиков, те надавили на Константина Михайловича Прохорова, а тот особо и не сопротивлялся, хотя к Бондаренко у него тоже были определённые претензии. Меня «зарезали» и документы переделали на моего сослуживца, но поставить Серёгу на должность не успели, так как начались Чеченские события. Я, конечно, виду не подал, что мне было обидно, но на самом деле здорово переживал и предательство друга, который вот так постарался перебить мне должность и то, что о моих деловых качествах сложилось такое нелицеприятное мнение, ав отношениях с Бондаренко у меня появилась прохлада.

И сейчас, проглотив обиду, я стоял в коридоре, ожидая, когда вызовут меня. Всё меньше и меньше оставалось в коридоре офицеров. Они заходили в кабинет, и вскоре выходили: кто решительным шагом уходил выполнять и дальше свои обязанности, кто старался быстро прошмыгнуть мимо нас, потому что только что отказался ехать на войну.

Но вот в коридоре остался я один, минут пять назад вышел очередной офицер – отказник. Со злобойхлопнул дверью и стремительно убежал. Дверь от удара слегка приоткрылась и мне представилась возможность слышать, что там происходит. Разговаривали в основном полковник Шпанагель и генерал-майор Фролов, которые обсуждали перспективы службы офицеров, отказавшихся ехать в Чечню.

– Все, что ли? – Спросил Шпанагель.

Кто-то из офицеров выглянул в коридор, посмотрел на меня и скрылся за дверью: – Там в коридоре только Копытов остался.

– Ладно, на этом заканчиваем, пусть идёт к себе в полк, – распорядился начальник ракетных войск и артиллерии округа.

Я был ошарашен таким решением. Опять меня проигнорировали. Никто не хотел даже знать моего мнения, а я ведь нормальный офицер и никогда не прятался от трудностей, а наоборот шёл им навстречу. И сейчас просто развернуться и уйти, оплёванным, никому не нужным….!? А куда тогда девать двадцать два года военной службы, учения, полевые лагеря. Зачем меня тогда государство готовило? Посылало служить за границу? Мне стало жарко от вихрей мыслей, которые охватили меня.

В кабинете послышались шаги и из дверей выглянул генерал-майор Фролов, несколько долгих секунд смотрел на меня и, наверно поняв моё состояние, скрылся обратно в кабинете. Я решительно подошёл к дверям и приоткрыл их, чтобы услышать, что будут сейчас говорить.

– Сергей Львович, давайте выслушаем капитана Копытова, – решительно сказал генерал.

– А чего его слушать? И так ясно, что откажется, – заговорил недовольно Шпанагель, – у него квартира есть, пенсию заработал. Какой смысл ему ехать в Чечню?

– Вот если откажется, – гнул свою линию Фролов, – тогда и уволим. А сейчас, давайте выслушаем его.

Наступила томительная пауза, после которой послышался раздражённый голос начальника: – Копытов! Заходи сюда.

Я зашёл в кабинет и посмотрел на присутствующих офицеров. Все избегали смотреть на меня, как будто стыдились, ожидая от меня очередной отказ. Полковник Шпанагель тоже уткнулся в какие-то свои бумаги на столе, только генерал-майор Фролов открыто и прямо смотрел на меня.

– Товарищ капитан, готовы вы ехать в Чечню для восстановления конституционного порядка? – Почти пробурчал себе под нос Шпанагель, не отрываясь от бумаг.

– Так точно, товарищ полковник. – Чётко доложил я. Все удивлённо вскинули головы, а Шпанагель оторвал взгляд от бумаг и с недоумением воззрился на меня.

– Что «так точно»: не готовы или готов?

– Готов, товарищ полковник, выдвинуться в Чечню для наведения конституционного порядка. – С вызовом заявил я.

В кабинете повисло многозначительное молчание, а присутствующие уже с интересом и любопытством уставились на меня, ожидая продолжения разговора, и он начался.

– Копытов, не понял? – Завёлся с полуоборота начальник. – Квартира у тебя есть, пенсию ты заработал. Зачем тебе это нужно?

– Товарищ полковник, я нормальный русский офицер и готов выполнить любой приказ командования и пенсия с квартирой здесь не причём.

– Копытов, ты наверное не понял? Я тебе не повышение предлагаю. Ты поедешь в Чечню в должности командира своей противотанковой батареи.

– Товарищ полковник, я готов ехать в Чечню в должности командира противотанковой батареи, – произнёс это с такой твёрдостью в голосе, которая наверно убедила Шпанагеля больше чем мои слова.

– Хорошо, товарищ капитан. Вы меня убедили. – Шпанагель повернулся к одному из своих полковников, – товарищ полковник, запишите себе: в течение двух недель подыскать ему должность начальника штаба и включить в приказ на очередное воинское звание «майор».

– Но едешь ты, всё равно командиром противотанковой батареи, – произнёс это, уже глядя на меня, начальник.

– Товарищ полковник, – попытался запротестовать я, – да, не ради звания «майор» и должности еду….

– Всё, Копытов, молчать, – оборвал меня полковник, – через две недели будешь майором. Иди.

– Есть. – Повернулся и вышел из кабинета. Только в коридоре понял, что я насквозь мокрый от этого разговора. Теперь- томне стало понятно, почему Бондаренко вышел весь в поту. Видать ему тоже должность начальника штаба дивизиона не просто далась. Я повернулся на звук открывшейся двери. Из кабинета вышел генерал Фролов, подошёл ко мне и пожал руку.

– Молодец!

Чувство безмерной благодарности к генералу охватила меня: – Спасибо, товарищ генерал. Никогда не забуду вашей поддержки и не подведу вас.

Генерал по-отечески похлопал меня по плечу и ласково подтолкнул к выходу: – Иди, Копытов, занимайся своим делами.

Взбудораженный, состоявшимся разговором и незаметно для себя я оказался в канцелярии батареи, где меня ожидали угрюмые командиры взводов. Лишь через несколько минут, приведя свои чувства и мысли в порядок, спросил у них – Были ли они на беседе у командира полка?

Матвиенко тяжело вздохнул: – Были, товарищ капитан. Я объяснил причины, по которым не могу ехать в Чечню.

Перевёл взгляд на Никифорова и тот нервно вскочил:

– А я заявил о несогласии ехать и высказал свою позицию по данному вопросу. – И тут же сел обратно на стул.

В течение минуты я молчал, пытаясь взять себя в руки. Несмотря на моё личное негативное отношение к Никифорову, относился к нему всё-таки достаточно ровно и лояльно. Старался не обращать внимание на его «псевдодемократические заскоки и завихрения», считая, что всё это пройдёт само собой со временем. Даже когда ругал его за какие-нибудь провинности, или какие-либо высказывания и необдуманные до конца поступки, даже тогда высказывал ему замечания или своё неудовольствие в корректной форме. Но сейчас сдерживаться не стал, да и не хотел. Я медленно поднялся из-за стола.