Александр Проханов - Война с Востока. Книга об афганском походе

Среди темных тенистых круч желтым клином возникла гора. Небо над ней по-вечернему зеленело. Высоко, крохотной серебряной точкой шел самолет. Слабый металлический звук оседал на откосы. Оковалков почувствовал, как его стиснутое ремнями и лямками тело прошло сквозь невесомую мембрану звука.

Он подумал о матери, как сидит в этот час за старой швейной машинкой, подталкивает осторожными пальцами ткань под иглу. Крохотные ломтики перламутра, инкрустированные в станину машины, переливаются у нее под руками. Испытал мгновенную нежность, страх за нее, и эта нежность и страх превратились в тревогу за людей. Он встал, пропуская мимо пружинящих навьюченных солдат: мешок на тощей спине новобранца Мануйлова, рацию за плечами у Петерса, гранатомет, надавивший на Бухова.

С ним поравнялся старлей Слобода. Угрюмо шагал, глядя под ноги. Вислые усы, набрякшая на лбу потная жила, кулак, вцепившийся в ремень автомата. Предчувствие по-прежнему томило его. Он тупо и покорно шел навстречу своей судьбе. Оковалков испытал к нему мгновенное сострадание, раскаяние за недавнюю грубость.

– А ведь правильно ты говорил, Слобода: надо строить в батальоне бассейн. Вернемся в грязи, в поту. После баньки так хорошо поплавать!

– А? – очнулся лейтенант. – Не понял, товарищ майор…

– Держи, говорю, интервал, – Оковалков слабо коснулся его плеча, словно снял накопившееся в нем больное электричество, разрядил на себя его тревоги и страхи.

Солнце уходило в камни вершин, расслаивалось, рассыпало разноцветные лопасти света. Гора загоралась красным, словно в ней открывался огромный рубиновый кристалл. Медленно вершина становилась прозрачно-синей, в ней медленно, как в маяке, вращался голубой фонарь, потоки холодного света струились из хрустальной сердцевины горы. Вдали, как горячий слиток, высился золотой клин. Казалось, в горе вскипели и расплавились руды, и она, как тигель, пламенела, сияла.

Разноцветные лучи летали, менялись местами, пересекались, пронзали друг друга. Казалось, над вершинами парят духи, садятся на горы, рассылают во все стороны невесомые силы. Лица солдат были в золотых бликах, розовых и синих отсветах. Оружие отражало спектральное многоцветье неба.

Они шагали среди бесшумно меняющихся красок гор. Казалось, в каменных недрах скрыты просторные залы, там идет праздник, лучи и отсветы праздника вырываются из прозрачных вершин, блуждают в небесах, как прожекторы.

– Дискотека! – сказал Цхеладзе, повернув лицо к золотой горе.

– Светомузыка! – согласился Кардава, повернувшись к красной вершине.

В глазах грузин горели золотые и малиновые точки, словно в них залетели крупицы с двух далеких горящих вершин.

Оковалков чувствовал: в небесах совершалось действо, перемещались таинственные силы мироздания. Появлялись чьи-то огромные лики, беззвучно переговаривались и гасли. Это были могущественные духи гор: они правили землей и небом и были равнодушны к зыбкой цепочке людей, проходивших темным ущельем.

Оковалков взглянул на компас в направлении водянисто-зеленой горы.

– Ну ты, диск-жоккей! – грубовато подтолкнул он Кордаву. – Не топчись, соблюдай интервал!

Они шли два часа. Ночь громоздила холодные горы. Кручи чернели, осыпанные белыми звездами. Конус горы обозначался отсутствием блеска, был как провал среди звезд, а за ним начиналось белое ледяное сверкание. Остро, сочно вспыхивало в небесах. Звезды переливались красным, зеленым, туманились, как морозный пар, неразличимые галактики.

Они шли под звездами, ориентируясь в бинокли ночного видения. Солдаты приторочили к автоматам ночные прицелы, смотрели в них. Сквозь сетку в зеленоватом водянистом дрожании проступали бледные осыпи, белесые глыбы камней. Группа переваливала вершины и гребни, спускалась в долины, продолжала продвигаться без отдыха.

Оковалков ставил подошву на склон, убеждался, что под ногою не оползень, и лишь потом толкался о прочный камень до следующего упруго-осторожного шага. Глаза приобрели ночную звериную зоркость, различали тени и слабые серебряные отсветы звезд на гранитах. Звездные лучи пробудили скрытые от дневного пекла крохотные растения гор, и те раскрыли свои чешуйки, источали прохладные чистые ароматы. Солдаты шли быстро и молча, и звезды разноцветно мерцали над их головами.

Он вдруг вспомнил о женщине, которую когда-то любил. Они лежали в темноте, близко белела ее грудь и лицо, и звезды за окном медленно и чудно текли. Большая и сонная, она слабо серебрилась во тьме. Теперь она спит с кем-то другим, давно забыла его, а он с мыслью о ней движется в афганских горах.

Рядом неровно семенил новобранец Мануйлов. Оковалков чувствовал – тот устал от поклажи. Черный горб рюкзака, осыпанный звездами, высился над его головой. Новобранец надрывался на подъеме, терял силы, и майор на ходу потянул его за рюкзак.

– Давай поднесу!.. Отдышись!..

– Я сам, товарищ майор!..

– Давай, тебе говорю!..

Он осел под тяжестью своей и чужой поклажи – под сталью, взрывчаткой, питьевой водой и тушенкой. Его крепкие жилы перераспределили нагрузку, заработали туго и мощно. Он почувствовал, как легко и свободно стало хрупким костям Мануйлова.

– Вернемся, матери напиши, какое небо в горах! – сказал он, когда стали спускаться, отдавая новобранцу мешок.

Он встал и раскрыл карту, посветил на нее фонариком, сверяя маршрут. Свет фонаря скользнул по склону, по белесой каменистой круче, и выше, по дымчатым лакированным глыбам, и навстречу лучу загорелось множество зеленых влажно-дрожащих глаз. Оковалков испугался, рванул с плеча автомат. Свет фонаря заструился по красноватым шелковистым телам. Стадо горных коз стояло, смотрело в ночи на проходящих солдат. Развернулось и неспешно ушло, роняя вниз сыпучие струйки гравия. Уносили свои зеленые очи. «Глаза гор», – подумал о них Оковалков, возвращая автомат на плечо.

В другом месте, в теснине, сплющенной скалами, глядя на высокую небесную щель, накрытую звездной фольгой, он вдруг ощутил, что впадает в оцепенение, в безволие, словно кто-то незримо присутствующий обратил на него свою цепенящую силу. Он впал в прострацию, в гипнотический сон, и этот сон на ходу с открытыми остановившимися зрачками был тоже таинственным явлением гор, будто здесь, в скалах, залегали магнитные руды, источалась невидимая радиация. Лишь когда миновали теснину, вышли в широкий распадок, гипноз прекратился. Оттаявшие глаза ловили в просторном небе созвездия.

Он вел людей через горы, не давая им отдохнуть, чтобы до рассвета достичь горной дороги, выбрать позицию, надежно укрыться в камнях. Люди шли плотно, быстро. Каждый под звездами думал свою думу. Майор, замыкая группу, мысленно толкал их вперед, торопил, не давал отстать.