Александр Тумаха - Наш десантный батальон.

Дубин и сам впал…

Он смотрел…

Выпучив глаза.

Но не отрубался. Сознание не уходило.

Потом поднял той же рукой, на расстоянии, и поставил ровно.

Потом махнул той же рукой перед глазами.

Зоя затрясла головой как бешенная собака.

- Зоя, спокойно, все нормально.

Но человек, Тимофей был хороший. Они сдружились после того, как придя с аэродрома, Дубин чуть не умер в горячке. Он с утра уехал из батальона в Гардез, где, наконец, определили, что это тиф, посадили на вертушку в Кабул, где, на санпункте его приняли, обрили наголо, и показали направление куда идти. Но жизнь еще теплилась, и он дошел. Там он уже не помнил, что происходило, только в кровати очнулся. Уже в палате. Оглянул палату - что, снова желтуха, подумал, и понял, что умирает.

С койки встал Тимофей, посмотрел вдумчиво, и побежал за сестрой.

Сестра по кличке БТР поглядела глаза.

- Сестра. Умираю.

- Много вас тут.

Они с Тимофеем слиняли с уборки территории и сидели в беседке.

Маяк перестал петь, и все говорил и говорил. В беседку вошли трое.

Незнакомые. Под синими больничными робами у всех были десантные тельники, как и у Дубина.

- О, братан, ты откуда, - за развязанной манерой угадывались витебчане. После истории с панамой Дубин опасался и не любил витебчан.

Тогда он возвращался после ранения, и завис на аэродроме в

Кабуле. Вечером он отправился в магазин возле дороги, купить еды и питья, а когда вышел, наткнулся на БТРы Полтинника, которые, похоже, возвращались с сопровождения именно с гардезской дороги. Один из

БТРов вдруг остановился прямо перед ним. На нем сидело человек десять. Дубин стоял с покупками, завернутыми в любимый маскхалат образца 43-го года, и вдруг, понял, что это они остановились по его поводу.

Из люка вылез старший - и сказал:

- Эй, десантник, а ну ко мне!

Дубин…

Страшно стало. БТР с толпой вооруженных пацанов. Прапорщик, старший, тоже не казался прапорщиком. Все, че та гыгыкали:

- Иди, не бойся! Прапорщик приказал! Ты че! Пизда! Вперед!

Тут вдруг до Дубина дошло. Дело в панаме!

Витебчане, которые главные десантники в Афгане, носят панамы, не делая в них пизды. Т. е. если взять этот дурацкий колпак, носят его как англичане носили колониальный шлем. А остальная чернота норовит ударом ребра ладони придать этому головному атрибуту другую форму, форму ковбойской шляпы. И вот эти герои увидели козла в тельнике и с парашютами в петлицах, и в пизде - Дубина. Хотели поправить.

Дубин вспомнил песню:

Вспомнил, конечно, не целиком. Так. Общий мотивчик. Витебчане

- витебляне.

Изменив форму панамы. Дубин двинулся обратно на аэродром.

По дороге встретил вертолетчиков. Те приютили. Там у них пару коек освободилось: сбили одну двадцатьчетверку.

Накормили. Обогрели. Нихрена себе офицеры! Дубин, уходя, хотел в ноги упасть.

Да просто - нормальные люди.

- О, братан, ты откуда?

- Я? Я из 56 бригады.

- Это где?

- В Гардезе. Но я из Бараков. Там отдельный батальон из бригады. Мы дорогу сторожим.

- Че! Из Баракибараков?!! Из Логара?!!

- Ну, да.

- Нихрена себе! А мы из Полтинника!

- Я понял.

- Че ты понял? Нихрена ты не понял! Мы у вас были прошлым летом на операции!

- ???

- Ну, че ты глазки строишь?

- Да я все прошлое лето, и почти всю осень, пока не ранили, был в батальоне. Никакой операции не помню.

- Да мы там. Да ты че?!!

- Не, ну, правда! Как колонну пустых наливников целиком сожгли, помню. У нас там половина седьмой роты легла. И ваших, тоже, из кабульского полка, человек двадцать, возле Мухаммед Ага. Эта колонна там и осталась. Вся.

- А, ну это. Не. Мы на операцию шли не с востока, а с запада.

- Во, блин, стратеги. А точно определили, по компасу?

- Ладно, не прикалывай.

- Ладно. Не буду.

- Мы не по гардезской дороге зашли. Я и сам не помню. Че та там на М, городок проехали - направление на Газни. Потом в поле. И нас по группам построили, и вперед. А этот бесконечный кишлак -

Баракибарак, оказалось. Мы прошли пару километров, все тихо. Потом там началось, и тут началось, везде началось. Мы идем тихо.

Крепость. За стеной голоса. Перезаряжают. Духи. Ну, мы к стене, и

Ф-ками, хором. На стену влезли: лежат. Мы внутрь дувала, и на крышу.

Смотрим. Ничего не понятно. По рации: отходим. Тут нас и обложили.

Отстреливаемся, куда отходим?

Вертушки карусель закружили. Сначала бомбы швыряли свысока.

Куда, блин?

Похоже, все отошли, мы остались в осаде.

Тада вертушки, раскидав бомбы, пошли НУРСами. И мы лежим на крыше, а они на нас - две. Заходят. Ну, сержант - Коля, снимает с себя хб, срывает тельник десантный, и в башню, на дувале была.

Крутит тельником над головой - СВОИ!!!

Прям по нему и хули, НУРСами.

Мы все и посыпались с этой крыши.

Кучно легло, слава Богу. Дувал исчез. Как выбрался - не помню.

Бараки ваши. Хуже Паншера. Для нас. Тогда.

Слава, так звали рассказчика из витебчан, оглянулся:

- О! Майдан. Вот оно! Майданшахр, этот городок, через который ехали на Бараки! Мы тогда после этого Майдана, через километров двадцать и съехали в поле.

- Так. Подожди. - Дубин напрягся. - Месяц назад. Месяц назад мы были на какой-то дурацкой войне. Так это были Бараки!!! Это мы были в Бараках!!! Во. Наконец я понял смысл.

Дубин еще в хирургии замечал странность госпитальных радистов.

Там постоянно играла "Машина Времени". Неслыханная ранее, она просто обучала другим смыслам. Дубин сидел тогда во дворике госпиталя, раненый, и слушал. Играла одна и та же кассета, но она не надоедала.

Рядом присел Петрушкин. Странная железная конструкция на его ноге называлась, кажись, системой Елизарова.

С Петрушкиным из Пензы Дубин раньше, в учебке, вечно враждовал. Петрушкин был сильнее, и все норовил наехать. Он попал в