Олег Селянкин - Костры партизанские. Книга 2

Сержант Устюгов еще с седьмого класса решил, что обязательно станет командиром Советской Армии. Окончил девять классов и сразу же подал заявление о приеме в военное училище. Даже прошел медицинскую и мандатную комиссии, даже к экзаменам был допущен. Но провалился на математике. Конечно, огорчился. Однако вывод сделал правильный: сам виноват, и нечего все валить на счастье, дескать, это оно подсунуло билет именно с теми вопросами, которые он знал хуже всего. Поэтому в армии, когда его призвали на действительную службу, немного оглядевшись и освоившись, засел за учебники, проштудировал их от корки до корки, хотя армейская служба свободным временем и не баловала.

Весной 1941 года с разрешения командования вновь подал заявление о приеме в военное училище. В то же самое, в Ленинградское артиллерийское. Был уверен, что уж теперь-то не срежется, о чем бы ни спрашивали экзаменаторы, но началась война. Чуть ли не после первого боя их полк попал в окружение, из которого выскользнули только одиночки. Вот и побрел сержант Устюгов на восток, побрел в полном одиночестве. Потом наткнулся на группу солдат, именовавших себя партизанами…

За что и сегодня ругал себя — ведь почти сразу понял, что не те они, за кого выдают себя, а уйти в неизвестность — на это смелости не хватило. Так и болтался с ними, пока фашисты не нагрянули.

Зато в отряде Каргина опять человеком себя почувствовал: и дисциплина, и спайка бойцов, и активные боевые действия сердце радовали. Одно огорчало: ему командование ни одного ответственного задания не поручало. А ведь так хотелось (даже необходимо было) доказать всем (и особенно себе), что не зря и сейчас живет в нем мечта детства. Поэтому, шагая с мужиками к станционному поселку, Андрей Устюгов был внутренне собран, видел и запоминал все, что попадалось на глаза. Прежде всего отметил: пути станции забиты эшелонами. Началась какая-то переброска фашистских сил или транспортники саботируют? Увидел на платформах и вереницу фашистских танков — покореженных снарядами, опаленных огнем. Понял: этим одна дорога — в Германию на капитальный ремонт или даже в переплавку.

Обрадоваться увиденному не успел: дорога вдруг вильнула, и — вот он, брус шлагбаума, перегородивший ее; около него, нахохлившись, топтались два полицая.

Интересно, будут обыскивать или нет? Хотя мужики и заверили, что их на станцию пропускают запросто, чем черт не шутит?

И он коснулся рукой кармана — тут ли аусвайс, вроде бы толково изготовленный бригадным умельцем. Но старик, возглавлявший их цепочку, свернул с дороги на тропочку. Полицаи будто не заметили этого, и Устюгов понял, что тропочка — своеобразный служебный проход, пользоваться которым разрешено и патрульным из местных.

Дальше все произошло тоже так, как и предсказывал старик: жандармы, стоявшие пикетом на привокзальной площади, их пропустили, скользнув по ним глазами словно по пустому месту; потом короткий инструктаж, и они, миновав станционное здание, где было полно солдат, вышли к путям.

Здесь, когда рядом никого из чужих не было, старик спросил:

— Теперь что от нас требуется?

Григорий во время разговора с мужиками и словом не обмолвился о том, зачем его людям надо проникнуть на станцию; наверняка из осторожности умолчал об этом. Устюгов решил придерживаться этой же тактики:

— Теперь мы сами.

— Барину виднее… Наш участок — от того семафора. — Старик кивнул на запад. — На пять километров тянется. А кончаем мы свой дозор завтра. Точнехонько в это время.

Устюгову почудилось, что за этой вроде бы обыкновенной информацией кроется самая вульгарная боязнь за свою жизнь, и пытливо взглянул на старика, чтобы в его глазах прочесть недосказанное. Однако тот уже повернулся к нему спиной и неторопливо зашагал вдоль рельсов к семафору.

Остались подрывники одни на станционных путях. Устюгов прежде всего подумал о том, что здесь болтаться без дела — привлечь к себе внимание фашистов. Он стрельнул глазами по сторонам. И сразу увидел двух солдат, которые, положив руки на автоматы, висевшие у них на груди, шли в их сторону; эти, казалось, уже зацепились за них глазами. Зато почти рядом был осмотрщик вагонов. Он молотком с длинной ручкой равнодушно бил по колесам. И водонапорная башня метрах в пятидесяти… Похоже, даже не охраняется…

Вспомнилось, что Григорий не раз поучал: «Чем ты увереннее себя держишь, чем ты нахальнее ведешь себя, тем больше тебе от гитлеровцев доверия».

И Устюгов крикнул осмотрщику вагонов:

— А ну, иди сюда!

Тот поколебался мгновение, но подошел.

— Ты этот вагон проверял? И не заметил, что дребезжит колесо? Во всяком случае, мне кажется, что дребезжит.

— Перекрестись, если кажется, — проворчал осмотрщик, но ударил молотком по указанному колесу.

Звук был звонкий, чистый, но Устюгов стоял на своем:

— Ну, убедился?

Фашистские солдаты вовсе рядом…

Осмотрщик вагонов, похоже, намеревался ответить грубостью, но, увидев фашистов, вдруг как-то иначе, проникновеннее, посмотрел на четырех мужиков, которые, хотя и были бородаты, по возрасту должны были служить в армии, и сказал неожиданное:

— Давай еще разок проверим. И этот, и соседние…

Когда солдаты вермахта поравнялись с вагоном, около него, ожесточенно споря, копошились пятеро русских. Они не испугались, они работали, и солдаты потеряли к ним интерес, прошли дальше. Даже не оглянулись. Поэтому и не видели, как два человека, поколдовав над замком, висевшим на двери водонапорной башни, сняли его, бесшумно скользнули внутрь башни и прикрыли за собой дверь.

С ноября 1943 года по февраль 1944 года бурно росли в Белоруссии партизанские соединения и отряды. Так бурно, что на 2 мая 1944 года в здешних лесах действовали уже 52 их бригады, один полк и 7 отдельных отрядов, имевших на вооружении не только винтовки и автоматы, но и орудия, минометы, станковые и ручные пулеметы и даже противотанковые ружья.

Большая часть этого оружия была доставлена с Большой земли, но и сами партизаны к этому времени в боях с фашистами добыли тысячи винтовок, автоматов, пулеметов и миллионы патронов.

Огромная партизанская силища в те месяцы таилась в лесах и в болотах Белоруссии, постоянно тревожа фашистов налетами на малые гарнизоны и диверсиями на дорогах. Главное же — партизаны не только бились с врагом, но и вели непрерывную разведку. Настолько эффективную, что с 31 мая по 22 июня 1944 года ими было выявлено расположение 287 фашистских частей и соединений, 33 штаба, 900 гарнизонов, 985 километров оборонительных рубежей, 130 зенитно-артиллерийских батарей и 70 крупных складов.

За это же время партизанские разведчики установили и состав, и организацию 108 воинских частей фашистов, обнаружили 319 полевых почтовых станций, 30 аэродромов и 11 посадочных площадок, захватили и переправили в Генеральный штаб Советской Армии 105 оперативных документов.