Балис Сруога - Лес богов

— Мы немцы.

— Немцы? — служащие нашей канцелярии разинули рты от удивления. — Кто вы такие за какие грехи попали в лагерь?

Das durfen wir nicht sagen. — Этого мы не можем сказать, сдержанно ответил новичок.

Мы закурили самокрутки и уставились на новоселов. Когда часовой отвернулся, новичок осмелел. — Дайте затянуться…

Das durfen wir nicht. — Этого мы не можем — отплатили мы ему за молчание.

В книгах обитатели лагеря особого назначения характеризовались как Haudegen — члены рыцарского ордена воинствующих бандитов. Их прислали из познаньского гестапо. Доставка была обставлена весьма таинственно: где-то по дороге их переодевали и привозили в полном обмундировании. В лагере всех вновь прибывших ждала строжайшая изоляция. К ним никого не подпускали и их не пускали никуда. Даже часовые-эсэсовцы не имели права отлучаться из зондерлагеря. Кормили таинственных арестантов отлично. Пищей их снабжала специальная кухня. Ни на какие работы «рыцарей» не назначали. Давали им книги — исключительно нацистское пропагандистское чтиво.

В середине лета в зондерлагере огородили проволокой и каменной стеной еще два участка. От него отпочковались два лагеря «особо-особого» назначения но с еще более строгой изоляцией! Бараки в них оборудовали, можно сказать просто роскошно с особыми удобствами. Постлали ковры. Поставили великолепную мебель, выдали белье первого сорта. Была построена даже специальная кухня. Кушанья готовились на месте. В бараках поселились целые семьи. Впоследствии выяснилось, что это были опальные гитлеровские генералы, общественные деятели и их многочисленные чада. К ним, в частности, относились семьи генералов Герделера, Вицлебена и других. Высказывалось предположение, что там живет и бывший владыка Венгрии, адмирал Хорти с семьей. Такое предположение имело некоторые основания. Заключенные видели, как везли их сундуки с гербами и коронами.

Однажды обитательница зондерлагеря призналась одному из любопытствовавших заключенных, что разглашение сведений о них карается смертной казнью.

При эвакуации лагеря вся эта публика была тайно и заблаговременно вывезена в неизвестном направлении.

После покушения на Гитлера в июле 1944 года в Штутгоф начала прибывать особенно интересная публика.

Однажды в лагерь привезли весь бывший сенат города Гданьска во главе с вице-президентом. Имеются в виду, разумеется, все оставшиеся в живых. Государственные мужи были либо немощные старики, либо пузатые немцы, последние могикане старых левых партий вроде партии центра, ухитрившиеся до сих пор быть на свободе.

В лагере они находились в несколько привилегированном положении. Работа для них была необязательна. Однако следует помнить, что шла вторая половина 1944 года. Подули новые ветры. Старая мощь Штутгофа поблекла, иссяк его каторжный дух. Чего уж хотеть если новички прибывшие в лагерь, по месяцу отсиживались в блоках, ничего не делая, отбывая якобы карантин! Разве мыслимы были раньше в лагере такие вещи?

Некоторые новички приобретали за четыре недели карантина необходимый опыт безделья, входили во вкус и потом по четыре месяца не появлялись на работе. А после четырех месяцев пойди проверь могут они еще работать или нет!.. Но и этого мало. Для новичков был введен медицинский осмотр. Доктор Гейдель решал является ли прибывший lagerfahig — годным для лагеря или нет. Иными словами говоря по плечу ли ему тяготы лагерной жизни. Так как Гейдель не находил времени для таких осмотров, то от его имени диагноз ставили врачи-заключенные. Узник давал оценку такому же как и он заключенному: годен ли он для несения лагерной службы.

Нет, нет! К осени 1944 года Штутгоф совершенно выродился.

К каждому блоку был прикреплен эсэсовец — Blockfuhrer — какой-нибудь сержант или фельдфебель. Он являлся верховным попечителем и воспитателем заключенных. Среди наших духовных наставников попадались редкие экземпляры которые украсили бы собой любую скотоводческую выставку.

Возьмем например, фельдфебеля СС Иоганна Майера. Майер был правой рукой Хемница. Чтобы не спутать его с однофамильцем Траугогом Майером, узники прозвали Иоганна Konfektionsmayer или Anzugsmayer — Майер-конфекционист или Майер-костюмер. Он прославился как самый выдающийся вор арестантской одежды. У меня есть основания думать, что Майер свистнул и мою довоенную экипировку. Это он вместе с Леманом градом оплеух принес нам в свое время первые поздравления по случаю нашего благополучного прибытия в лагерь.

Спившийся, пресыщенный женщинами, одряхлевший в свои тридцать лет, почти полоумный, Майер был редкостным убийцей-любителем, бандитом-спортсменом. Ему доставлял удовольствие сам процесс истязания. К тому же он еще виртуозно ругался и всегда оценивал по достоинству ругань заключенных, даже если она произносилась по его адресу.

Однажды Францишек Дзегарчик спросил меня:

— Когда же ты, профессор снова начнешь читать лекции в университете?

— Что? Читать лекции в университете? — вмешался в разговор «конфекционист» — Никогда. Он у нас тут через трубу вылетит.

— Ну-ну, — отозвался я — посмотрим, господин шарфюрер, кто из нас вылетит скорее — вы или я.

— Хо-хо-хо — заржал Иоганн, довольный моим глупым ответом. Он был убежден, что я последний болван… Сейчас мне кажется, что и труба явилась бы для него слишком большой честью. Вряд ли нашелся бы где-нибудь на земле уголок даже для его пепла…

«Костюмер» Майер мог ни за что ни про что избить арестанта палкой, пырнуть ножом и тут же галантно обхватив стан своей жертвы, пуститься в бешеный пляс, сплясать эдакую сумасшедшую польку.

Где только ни появлялся «костюмер» там немедленно вспыхивали драки, слышались проклятия и вопли. Веселенький был безумец! Но Майер преображался когда в гости к нему приезжала жена с детьми. Тогда «костюмер» смахивал на цыпленка, проклюнувшего скорлупу и благополучно вылезшего из-под наседки. Он становился примерным главой семьи, трогательным папочкой. Стоило супруге убраться восвояси и снова одна соломенная вдовушка за другой проходили через его руки.

Однажды Хемниц обнаружил в своем рабочем кабинете новую, весьма любопытную директиву властей о предоставлении отпусков. В ней предписывалось отправлять эсэсовских молодчиков в отпуск с таким расчетом, чтобы они попадали к своим половинам в такое время, когда нет никаких видимых и невидимых помех для зачатия потомства.

— Хо-хо-хо, — заржал «костюмер», прочитав указ и похлопав Хемница по плечу. — Mensch, ich habe Kinderг schon zu viel! — Человече у меня и так слишком много детей. «Костюмер» явно преувеличивал свои способности. Он постоянно болел подозрительными болезнями: далеко ему было до высококачественного производителя, до отца многочисленного семейства.