Рикардо Фернандес де ла Регера - Ложись

— Все это так, но…

— Хватит «но»! Не будь дураком! Я порядочный человек, делаю то, что мне приказывают, чту законы, работаю, уважаю существующее правительство, развлекаюсь как и положено холостяку, никаких компромиссов и… баста! Вот моя политика! Но хватит об этом, расскажи лучше о себе.

— Мне нечего рассказывать. Восемнадцатое июля застало меня в деревне у зятя. Там меня мобилизовали. Взяли в армию в Леоне. И через несколько дней отправили в Африку. Через месяц мы уже были на фронте, и вот по сей день я там. Сейчас я возвращаюсь после отпуска. Провел его неважно. Ты даже не представляешь, что такое война!

— О! Еще как представляю! Как раз здесь, в Сарагосе, мы попали под бомбежку. Это ужасно! Не знаю, побывал ли ты под бомбежкой…

— Еще бы, и не раз. Совсем недавно в этой мясорубке под Ханой… Это был какой-то кошмар! Представляешь, нас бросили в…

— Да, очень хорошо представляю. Но в городе на тебя могут обрушиться развалины дома. На фронте все же не так… Во всяком случае, мне так кажется. Там вы в поле, в окопах, это совсем другое дело.

— Ты так думаешь? — Аугусто снисходительно улыбнулся.

— Мне так кажется, дружище, — Хуан смутился, — но давай не говорить больше о том, что тебе неприятно. Мы должны как следует отпраздновать нашу встречу, хватит о войне.

— Хорошо, — засмеялся Аугусто.

— Ты еще ничего не сказал мне о своих. Как они? После освобождения городка ты их видел в первый раз?

— Да. Они плохо себя чувствуют. Не хватает еды, тревожатся за меня…

— Конечно! Мои родители и братья по-прежнему в деревне. К счастью, перед тем как смотаться, я посоветовал, поскольку им угрожали репрессии, уехать к двоюродному брату моего отца, он живет в Валенсии. Они перебрались туда и очень довольны. Ведь мои родители крестьяне. Так что еда у них всегда есть. Недавно я получил от них письмо и все же не могу быть спокоен.

— Разумеется, дружище. Разве я понимал, что такое семья, пока все это не случилось? Послушай, а о друзьях ты что-нибудь знаешь?

— Очень мало. Я видел перед отъездом Агирре. Да, он вернул мне шестьдесят дуро, которые ты ему одолжил. Мне тогда нужны были деньги, и я подумал…

— Не надо объяснять. Ты правильно сделал.

— Спасибо. Другого я от тебя не ожидал.

— И все же ты нахал, каких свет не видывал!

— Почему? — спросил Хуан с недовольной миной.

— Как почему? — улыбнулся Аугусто. — Ты здесь с июля. У тебя есть адрес моего зятя, и уже несколько месяцев как ты мог написать моим родителям. Хоть бы немного побеспокоился, что стало с твоим лучшим другом.

— Да, дружище… Ты прав… Как-то не дога дался, — смущенно пробормотал Хуан.

— Ну ладно, ладно. Ерунда все это. Я пошутил.

— Нет, нет, оставь. Я не подумал об этом, потому что был занят то своими родителями, то работой…

— Я все понимаю. Я же сказал, что пошутил.

— Ну хорошо, а как твои любовные делишки? — перешел Хуан к другой теме.

— У меня есть невеста, очень красивая. Настоящая невеста.

— Попался?

— Да, дружище!

— Наверное, жертва случая?

— Жертва? Я самый счастливый человек на земле.

— Да ты спятил. Здесь так много девчонок, а ты дал себя захватить одной!

— Она стоит того. Жаль, что ее сейчас нет в Сарагосе. Я рад был бы вас познакомить. Ранили ее зятя, лейтенанта, который раньше служил у нас в батальоне. Ее зовут Берта. Уверяю тебя, я не променяю ее ни на одну женщину в мире.

— Эко хватил! — засмеялся Хуан. — Однако я вижу, ты ничуть не изменился.

— Кое в чем, возможно, нет. Но скажу тебе откровенно: жизнь на фронте жестока и беспощадна. Мне кажется, я уже никогда не буду тем веселым парнем, каким ты меня знал.

— Ну что ты, дружище!

— Да, да. Я говорю серьезно. Я столько пережил… Знаешь, о чем я подумал… Если бы ты мог…

— Что?

— Если бы ты мог сделать для меня одолжение…

— Что за вопрос? Говори, что надо. И можешь не сомневаться.

— Я буду так благодарен тебе. Ты ведь в хороших отношениях с доном Мануэлем и мог бы с ним поговорить обо мне. Я неплохо себя зарекомендовал. Дон Мануэль вспомнит меня. Ему, я думаю, будет не очень трудно забрать меня из пехоты. Мне очень страшно, и в этом ведь нет ничего постыдного. Я больше года провел на передовой. Я не ищу теплого местечка. Пусть меня переведут в часть, где меньше опасности и неудобств. Моторизованную, интендантскую или что-нибудь в этом роде. Как ты думаешь?

— Ну что ж! Хорошо. У него есть связи и в деловых и в военных кругах. Ему это будет нетрудно. У меня тоже немало знакомств среди высшего офицерского состава. Не беспокойся. Можешь на меня положиться.

— Ты не представляешь, как я буду тебе признателен! Война — это очень страшно. Надо быть очень мужественным, чтобы… — голос Аугусто прервался от волнения.

— Давай больше не будем об этом! — воскликнул Хуан как-то уж слишком оживленно. — Тебе надо выпить еще несколько рюмочек. Пойдем отсюда.

Они уже поели.

— Нет, дружище. С меня довольно. Ты и так уже потратился…

— Что за глупости! Идем! Мы не расстанемся, пока я не истрачу все, что у меня есть. К тому же я должен тебе несколько сотен песет.

— Вот это действительно глупости. Ничего ты мне не должен! Сейчас с меня хватит и нескольких песет.

— Ладно, ладно, но ты сказал, что у тебя нет ни гроша.

— Какое это имеет значение?

— Как какое? Сейчас деньги тебе пригодятся. Ты отлично знаешь, — выдавил он через силу, — что я тебе обязан гораздо большим.

— Да перестань ты, дружище! Ты мой лучший друг, правильно? И хватит об этом.

— Ну хорошо, хорошо. Давай вот что сделаем. Я должен выполнить кое-какие поручения шефа. Выпьем еще немного, и я пойду. Поговорю с друзьями, попрошу у них денег. А ты возьмешь у меня немного…

— Вот ведь ты какой! Даже не думай об этом!

— Знаешь, что я тебе скажу? Сегодня командую я. В девять вечера жди меня в «Салдубе». Мы поужинаем, а потом пойдем в одну компанию. В котором часу ты едешь?

— В четыре утра.

— Ну, вот и хорошо. Я провожу тебя на вокзал.

— Нет-нет, ну зачем тебе беспокоиться!

— Беспокоиться? Да что с тобой! Ты выведешь меня из терпения своими церемониями. Мы будем вместе до отхода поезда,

— Это совсем ни к чему, потому что…

— Опять ты за свое?

— Прости меня. Ты прав, я словно помешался.

Они распрощались у дверей бара.

Хуан ушел недовольный. Вот не повезло! Встретить Аугусто здесь и именно сегодня. Надо же! Никогда не знаешь покоя. У него оставалось триста песет и был роскошный план на вечер. А этот молодчик без денег совсем некстати! Он должен был Аугусто около семисот песет. «Ну что ж, верну. Пусть не валяет дурака. И еще эта его просьба. Что за человек! Как и все, думает только о себе, Всегда все преувеличивает. Подумаешь, война! Представляю, что это невесело. Но может, хватит о ней? Поговорить с доном Мануэлем?.. Ему и так стоило большого труда освободить меня от мобилизации, а теперь еще заботиться о дружке, который меня же и рекомендовал, Но разве Аугусто это поймет! В свое время он оказал мне не одну услугу. Очень хорошо! Очень признателен! Ну и что же? У меня достаточно своих забот. И он… Он мог бы это понять. Ничуть не бывало! Он думает только о себе… Очень мило! С ним надо держать ухо востро! Еще спрашивает, почему я не писал в деревню. Подумаешь! У каждого свои заботы, свои дела. Ну и народец, скажу я вам!.. Тоже мне преступление! Мой лучший друг! Плевал я на это! Мог бы быть и поделикатнее. Вот еще! Я же не лезу в чужие дела. Пусть и меня оставят в покое. От него дождешься, пожалуй! Как бы он меня не подвел. Того и гляди впутает в какую-нибудь историю. Этого только не хватало! Нет, он просто идиот. Надо было его послать к чертям, и делу конец. Если мне не изменяет память, я вас не… Или нет может, я вас и видел, но не помню. Семьсот песет! Нечего сказать! Где я их достану? Не отрицаю, я немало зарабатываю, но я не обязан перед ним отчитываться. Впрочем, не так уж и много, как он думает. Семьсот! Ничего себе! Жалованье за полтора месяца. Об этом не может быть и речи, дружище! Но ведь он и не просит их у меня. Конечно нет, и никогда не попросит. Что за люди! Вечно лезут со своей щедростью. А мне это хуже острого ножа. Нашел дурака! Мы-то с тобой знаем друг друга, голубчик. Ему что, а я должен жить на чужой счет и краснеть. Но я не желаю слушать никаких упреков! Дам ему пять дуро и пусть радуется!..»