Виталий Мелентьев - Варшавка

Или так — вернусь покалеченным, горбом многого взять не смогу, а детей поднимать все равно потребуется. Вот тогда опять же техника пригодится — не за руль, так в гараж… лишь бы руки были целые. Без ног еще кое-как обойдешься. Ну а если руки не станет?

Голова останется. Значит, ее загодя нужно тренировать. Я ведь и в снайперы зачем пошел? У них думать нужно, все время головой работать.

Повар видел, с каким внутренним напряжением слушает Басин, и сейчас же поддакнул Кислову:

— Это верно — думать нужно. И ремесло надо иметь. Ведь как надо мной смеялись — бабским делом занялся, поваром стал. Ан, видишь, пригодилось. Ремесло всегда себя оправдает…

Басин прихлебывал теплый, терпкий чай. Голова светлела, покаянные думы слабели, и он милостиво предложнл:

— А вы работайте, Кислов. стучите.

Кислов опять застенчиво усмехнулся:

— Я, товарищ капитан, не умею так — языком и руками. Что-нибудь одно.

Повар недовольно покосился на капитана, нашел время за жизнь беседовать. Басин перехватил взгляд и сейчас же отомстил:

— Принесите-ка нам чайку.

Повар ушел, и комбат, поерзав, задал самый важный для себя вопрос:

— Как думаете, Кислов, она… завела кого-нибудь?

Кислов взглянул на него укоризненно — разве ж в этом дело? Потом густо покраснел — Жилина он выдавать не мог, потому что, после капитана, Жилин был вторым для него человеком здесь, на фронте, и еще потому, что не мужское это дело — выдавать чужие тайны. и он твердо, излишне твердо ответил:

— Не знаю, товарищ капитан. О таком, да еще в этих местах — не докладывают.

Кажется, это был последний удар, который принял капитан Басин. Он даже ругать себя не стал — все равно кругом не прав. Он только покорно согласился:

— Это верно.

Пришел повар с кружками, но к чаю никто не притронулся. Басин, понурившись, сидел как бы в сторонке, и повар, неодобрительно покосившись на него, кивнул Кислову — начинай. И Кислов принялся за работу. Повар ему помогал.

Звенел металл, ухала киянка, но Басин, кажется, ничего не слышал. Мысли шли слоями — одни о Марии своей бессовестности по отношению к жене, детям, и мысли о главном в его жизни — войне, положения дел в полосе батальона и полка, и выше, выше… И потому, что главным в его жизни все-таки была не семья, ценность которой он только что ощутил с такой силой, а дело, которому он служил и через которое служил и семье, мысли о Марии и собственной казни постепенно ушли, и он думал только о войне. Но, видно, гдето в глубине, подспудно зрела и еще одна мысль, которую он высказал перед самым уходом, когда уже окрепли главные решения:

— Слушайте, Кислов, идите ко мне связным. И думать научитесь и… просто подучитесь.

Кислов отложил киянку и опять жгуче покраснел — он не мог представить, что его, все ж таки штрафного, так приближает к себе комбат, но уже в следующую секунду ощутил, что не может покинуть ребят, — это ему и им, наверное, покажется предательством, трусостью. Да и не мог он представить, как это он будет управляться с такой должностью, в которой обязанности личного охранника, посыльного, адъютанта и просто обслуги переплетаются и дополняют друг друга. Басин словно понял его состояние и добавил:

— А охотиться вы сможете в свободное время. Как это делал Жилин.

Что ж… Жилин действительно делал именно так. И все понимали тогда Жилина: с комбатом они вместе отступали, и Жилин не раз спасал ему жизнь. А тут — наоборот.

Комбат спасал Кислова, и не согласиться Кислое не мог… Слишком он уважал Басина и Жилина.

— Слушаюсь, товарищ капитан. Как прикажете.

— Вот и собирайтесь, — кивнул Басин. — Сегодня же доложите Жилину.

Кислов остался доделывать противень — бросить незавершенную работу он не мог, — а Басин вышел.

Светало. Под ногами хрустел кружавчатый после утренника снег. Еще морозило, и воздух стал крепким, бодрящим. Неподалеку от землянки снайперов комбат увидел Марию и Жилина. Они стояли посреди тропки и разговаривали. Мария вдруг провела рукой по лбу Жилина и по его плечу. От этого жеста Басину стало не по себе, но он уже нашел в себе силы просто усмехнуться.

Ну, конечно же! Его соперником мог быть только Жилин. Сумел захороводить женщину в доме отдыха, и она прибежала за ним. И даже зависть не пришла, даже обида.

Прежде чем идти к командиру полка, Басня решил поговорить с Кривоножко. Тот стоял у своей землянки. Его круглое полное лицо казалось напряженным. Комбат с интересом наблюдал за ним. После присвоения звания замполит сильно изменился — стал поспокойней, собранней, отвечал не сразу. Он словно ощутил свою силу, освоил свое место в этой жизни, и оно ему понравилось.

Кривоножко увидел Басина, но навстречу ему не спешил. Он уже понял — все равно придет комбат к нему, придет. И звания сравнялись, и само его место, партийное место, требует уважения. Не нужно только спешить, не следует выставляться. А ждать Кривоножко научился.

— Слушаем? — наконец спросил Басин.

— Ага. Но еще и нюхаю, — кивнул Кривоножке.

Комбат тоже прислушался и втянул поглубже острый дух. Стекающий с занятых противником высоток холодок нес с собой тонкий, удивительно знакомый аромат. Память подсказывала, что с ним, с этим ароматом, должен соседствовать и другой, с детства знакомый запах. Но какой именно?..

Кривоножко искоса наблюдал за комбатом и в нужный момент напряженных раздумийугадываний сдержанно сообщил:

— Полагаю, фрицам подарки привезли.

— Какие подарки? Почему? — Ом всегда был уверен, что фрицы — грабители, а разве ж грабителям что-нибудь дарят?

— Сочельник… Завтра у них рождество.

— Верно… — кивнул Басин. — Завтра. А пахнет мандаринами.

— Надо нам людей нацелить… Немцы с пьяных глаз могут на всякое пойти.

Они помолчали, вдыхая тонкий аромат. Басин вздохнул и спросил:

— Слушай, капитан, тебе не кажется, что пришло время не только о бдительности подумать, но и о наступлении?

— Кажется, — кивнул Кривоножко и заговорщицки, но с малой долей превосходства, спросил:

— И вы думаете, с чего начать? Сразу роту выводить в тыл на занятия или начинать со взводов?

Басин с интересом посмотрел на Кривоножко.

Замполит мыслит как строевой командир. Как и он, комбат. Правильно Верховный одним махом сравнивает всех командиров новым званием? Ведь Кривоножко год воевал. Год!

И — комиссаром. Он не мог не научиться мыслить по-командирски, хотя, вероятно, и не сознавал этого: заедали свои дела. И вот — жизнь, отношения оборачиваются новыми гранями.

Примерно так… — словно испытывая замполита, сказал Басин.

— Так вот. Мне думается, нужно начинать с Мкрытчана. Брать взвод от него.

— Стык с соседним полком…

Вот! Там у соседа резерв. А рядом — Зобов. И снайперов туда.