Фарукшин Раян - Не спешите нас хоронить… РЯДОВОЙ УСМАН

Прошло около минуты. Я спокойно, без всякого волнения, глазами понятливого, готового к собственной смерти великовозрастного старца, смотрел в глаза одного из чеченцев. Ни испуга, ни переживаний. Наоборот, своим спокойствием я прожигал его глаза насквозь. Он, не встретив ожидаемого страха во взгляде ненавистного салаги-агрессора, немного растерялся. Постояв ещё немного, чеченец отвёл глаза и, отвернувшись, неторопливо пошёл своей дорогой. Остальные, чуть погодя, последовали его примеру.

Мы снова шли молча. Ча-ча, обняв бесценную банку, Сосед, с гранатой в руке, я, с чистой совестью. Мне было так хорошо, будто какой-то тяжкий груз, который я долго повсюду таскал с собой, спал с моих плеч. Я улыбался.

– А ну, стоять! – на входе в "наш" квартал скомандовал моложавый, но хриплый и прокуренный голос. – Вы откуда, детвора?

– Нормальные люди сначала пароль спрашивают. А если бы вместо слов мы свинцом вам ответили?

– Так, значит, где вы шатались? На марадёрку ходили? – вышел к нам молодой и очень маленький грузный человечек в серой пятнистой форме, с красным и потным, лоснящимся от излишнего веса на отвисших щеках, лицом. – Капитан ФСК России! Расследую случаи мародёрства.

– А это что у вас? – показался следующий контрразведчик. – Трофеи?

– Вы знаете, что за мародёрство есть уголовное наказание? Может, вы на нары захотели, детвора? – не унималось лицо довольного сытной пищей хомячка.

– Вот, – Ча-ча передал ему свою ненаглядную банку, – нашли самогон. Больше у нас ничего нет, мы не мародёры, на задании были. А это, – он с искренним сожалением кивнул на потерянную для себя горючку, – так. Не пропадать же добру.

– Самогонка? И где же в этом городе самогонка сама под ноги бросается? Местечко не подскажете?

– Если надо, подсажу, запросто, – закосил под дурачка Ча-ча.

– Да, и куда вас посылали, тоже расскажешь? Не за Дудаевым ли?

– Я – человек свободный. Куда меня взводный пошлёт, туда я и иду, – съязвил Ча-ча, – но вам ничего рассказать не могу.

– Ну ничего у нас нет. Нам идти надо, – не выдержал Сосед.

– А ты что это такой злой, самый умный что-ли? – брызгая слюной, закипело лицо хомячка.

– Ладно, пусть идут. Что их мучить, они и так, вон, намученные! – второй контрразведчик улыбнулся и, забрав самогонку из рук сослуживца, кивнул нам головой. – С миром!

Мы пошли дальше, а офицеры ФСК притаились в ожидании своих следующих жертв. Работа у них такая.

– Прокатило как-то, – выдохнул Ча-ча. – Пронесло! Могли и арестовать, такие случаи у нас уже были!

– Нет, как люди, отдохнуть. А меня понесло на приключения. И нафиг мне всё это надо было, бля! – не ответив на реплику Ча-чи, разговаривал сам с собой не на шутку встревоженный Сосед. – Баран! Лучше бы пожрал, и спать лёг! Баран!

– Ладно вам, самокритики хреновы. Живы, и ладно, – я махнул рукой, и запрыгнул на броню родной БМПшки. – Пришли, самогонщики…

По приказу "сверху" батальон собрался у длиннющей, поделенной на три сектора девятиэтажки. В центральном секторе, на уровне третьего-шестого этажей сияла огромная дыра. То есть первый-второй и седьмой-девятый этажи там были, а по центру – пустота! Разбомбить дом так повыгибонистей – это надо суметь постараться. Наверно, это боги войны, артиллеристы, выпендрились, лупили в одну точку, и вот он, результат. Красиво, если не думать о тех, кто был внутри!

Я впился глазами в эту дыру, она манила меня своим холодом и казалась ртом, в который нас всех всосёт насмерть. Будто на этой стороне – живые, а на той – мёртвые.

Разбились повзводно, пошли к следующему, более везучему дому. Даже стёкла в некоторых окнах сохранились! Заклеенные бумагой крест на крест, окна ассоциировались с фильмами о блокадном Ленинграде.

– Смотрим здесь, – указал пальцем приставленный к нам молодой старлей-пиджак, приехавший из Свердловска буквально вчера, – в левом, наиболее целом крыле дома. Обшмонать все квартиры тщательно, что бы никого не пропустить. Аккуратней только, тимуровцы, аккуратней, своих не положите. Да и это… пленные нам не нужны. Ценность для нас представляют оружие, карты, схемы, люди. Остальное не трогать, ну если что-то по мелочи на память возьмёте. За откровенное мародёрство буду карать незамедлительно! Отдам вас особистам и конец, с песнями на Колыму поедете. Прецеденты были, так что не зевайте, работайте на совесть. Давайте, действуем! Пошли, пошли, по трое!

Зашли. Смотрим. Длинные коридоры и направо, и налево от лестничной площадки. Двери квартир друг напротив друга. Квартиры однокомнатные, с узкими кухнями и закутками туалетов. Ванные рядом с унитазами, умывальник и дверь впритирку. Обстановка небогатая. Богатые люди не живут в маленьких однокомнатных квартирах.

На пятом этаже вход в коридор преградила железная дверь. Хорошая, плотно подогнанная. Взломать не смогли. Старлей, долго не думая, поступил как в кино, выстрелил по замку из новенького Стечкина. Пуля, срикошетив, могла убить его самого, но промахнулась. Стрелять повторно он не решился. Пока думали, что и как, кто-то предложил выстрелить из "Мухи".

– Ты чё, охмурел что-ли? – раздражился офицерик. – Ты нас всех тут вынесешь своим выстрелом.

– А если я с подствольника дуну, товарищ старшлейтенант?

– Я тебе сам дуну куда надо, недоумок! Мину тащите, как там её, МОНку!

– Да вы что, товарищ лейтенант? Не получиться, точно говорю, сто пудов! Лучше из АГСа шмальнуть. Надёжнее, и безопаснее наверно.

Чтобы не видеть этого безобразия, мы с Соседом вышли на улицу.

– Доиграется этот ребёнок, доиграется со своими выходками, – покачал головой Сосед.

– Эй, дурачьё, идите сюда! – позвал нас какой-то боец из темноты следующего подъезда. И мы пошли.

На втором этаже, в шикарной трёхкомнатной квартире, хозяйничали наши связисты. В центре обмазанной глиной прихожей кучей сгрудились бронежилеты и боеприпасы, в углу, прислонённый к стене, стоял пулемёт, на вешалке болтались пара шапок и каска, в строенном в стену платяном шкафу, с заранее оторванными дверцами, виднелись бушлаты. В просторной спальной, на огромной деревянной кровати застеленной белоснежной простынёй, прямо в мокрых ватниках и сапогах, облепленных комками земли, вповалку спали человек пять. Три подушки в бархатистых наволочках с помпонами валялись на полу. Рядом, уткнувшись носом в ножку кресла и укрывшись дорогим коричневым китайским покрывалом с белым тигром посередине, посапывая, дрых ещё один защитник Отечества.

Стол, выдвинутый на середину зала, был празднично накрыт. Среди банок тушёнки и рыбных консервов удачно выделялись нарезанные щедрой солдатской рукой куски колбасы, сыра, копчёной рыбы. Рыжеволосый боец, в коричневой трофейной куртке с закатанными по локоть рукавами, сидел в велюровом кресле у стола и, с нескрываемым удовольствием, пересчитывал количество открытой тушёнки.