Александр Авраменко - Огненное лето 41-го

В общем, идём на задание. Хорошо идём. Сверху нас прикрывает МиГи. Машины, конечно, тяжёлые, но уж лучше такие, чем совсем ничего. Только ведущий у них шальной какой-то. Вместо того, чтобы нормально идти — то вперёд умчится, то, наоборот, отстанет. Не нравится мне всё это, ой, не нравится… твою мать!!! Ну что ж это я такой глазливый-то, а! Вечно накаркаю сам на себя…

Навстречу нам, распуская дымные хвосты форсируемых моторов, уже несутся фашисты, целых четырнадцать машин. Это всё…

Впрочем, зря я плохо про ребят из прикрытия подумал! Наши тяжелые Микояны-Гуревичи бросаются на врага с отчаянной лихостью, втягивая их в бой, больше похожий на воздушную свалку.

Но наблюдать мне некогда, надо выполнять задание. Я увожу эскадрилью ниже, благо камуфляж у нас отменный. Закладываю вираж, чтобы выйти на штурмовку если не с тыла, то хотя бы с фланга, поскольку с нашей стороны сейчас сплошные зенитки всех видов и типов. Да и молодёжь с нами. Если наша троица уже собаку на этих налетах съела, с полувзмаха крыла, как говорится, друг друга понимаем, то желторотики только делай, как я могут, и то не все.

Один недавно вообще отличился — со страху мёртвую петлю заложил. И самое странное, что получилось. Сашка как увидел — ахнул ну, говорит, ас прямо, хоть и молодой! А потом на земле спросили, мол, как ты это умудрился? Ну, тот и выдал не помню, мол, увидел, какой-то с красным коком мимо идёт, подумал — немец, и рванул, всё что под руку попало. Если бы не мотор нормальной сборки — как пить дать, свалился бы на хвост в верхней точке. А так — повезло дуралею…

Линия фронта видна издали — чёрные столбы горящей соляры, белесые дымы пылающего сена, короткие огненные вспышки разрывов. А это что! Не может быть! Ах, сволочи! Гады! В небе целая куча, штук, наверное, двадцать лаптёжников. Выстроившись в круг, пикировщики по очереди обрабатывают наш передний край, всю линию которого заволокло сплошной пеленой огня и дыма. Меня начинает трясти от ярости. Эх, а наши ястребки сейчас насмерть с мессерами дерутся, не могут помочь…

— Слушай меня! Сержанты после штурмовки — в круг и по второму разу. Офицеры — делай как я!

В наушниках тишина, но я знаю, что ребята меня услышали. У них ведь только приёмники стоят, передатчик у одного меня…

Автоматически закрываю жалюзи маслорадиатора. Теперь у меня только десять минут до начала перегрева. Сектор газа до упора. Горка! Сто пятьдесят. Двести. Пошли, орлы! Пошли! С лёгким скольжением влево иду в пике. Пусть маленькое, градусов под тридцать, но сила тяжести всё-таки добавляет лишние километры к инерции, зашвыривающей бомбы именно туда, куда требуется. Мне кирзовый сапог не нужен, уже настоящее чутьё появилось. Точно знаю что, когда и как надо сделать, чтобы мои гостинцы наилучшим образом сработали!

Словно гигантский мягкий кулак бьёт снизу, встряхивая машину так, что стонет весь набор, до последней нервюры. Все, теперь в круг! Орудуя педалями и ручкой управления, ору до хрипоты в ларингофоны.

Немецкие позиции сейчас выглядят точно так же, как и наши — всё затянуто непроглядной огненно-дымной пеленой. Вверх! Давай, родимый!..

Двигатель надсадно ревёт, вытаскивая тяжелую машину вверх. Из мглы подо мной выныривают ещё пять машин. Это мои и тройка Димы Политова, ещё одного ветерана. ИЛы тяжело набирают высоту. Привет, лапти! Не ждали! А мы к вам в гости решили зайти! Привет от тёти Моти передать…

Машина словно замирает на месте, когда я даю полный залп из бортового оружия. Сплошная струя огня утыкается в передний Юнкерс, мгновенно окутывающийся пламенем, секунда — и самолёт валится в последнее пике в своей жизни. Ребята от меня не отстают, тоже полосуя направо и налево. Ещё два штукаса перечёркивают небо чёрными дымными хвостами.

Но против обыкновения, на сей раз немцы не пасуют и не удирают. Пользуясь своей манёвренностью, гансы выстраивают оборонительный круг и начинают отбиваться, успешно реализуя своё численное превосходство. Может, в Польше или Голландии это и помогало, только теперь нашла коса на камень! У нас и пулемётов побольше, и пушки имеются, а самое главное — не страшны нам их пульки винтовочного калибра, со вспышками рикошетящие от нашей брони.

Спокойно захожу в лоб на ведущего. Держи, сволочь! Всего два одновременных движения — предохранительную собачку ногтем вверх, гашетку до упора — и… Взрыв!

В тот же миг мой ИЛ пронзает облако из обломков, образовавшееся на месте, где только что был самолёт. Кажется, что-то рвёт обшивку крыла. Вираж! Нормально, ушел…

А это что еще за ас такой снова выискался! Ведь свалишься, придурок, свалишься! Поздно. Ильюшин срывается в плоский штопор. Выводи!!! Лихорадочно осматриваюсь — немцы бегут, наши шесть — все на месте. Неужели кто-то из молодых полез! Которые взлёт-посадка! Отчаянно штопорящая машина скрывается в дымной завесе, остальные молодые послушно нарезают над ней круги. Зенитки молчат — стрелять некому и некуда, с земли сейчас и солнышка не разглядеть…

Подаю сигнал сбора, выстраиваемся и идём к себе на аэродром. Я молчу. Потеряли студента. Хотя, конечно, сам виноват, приказ был — держаться в круге со всеми, а его на подвиги потянуло. Сам погиб, машину угробил, оборонительный круг разорвал. А если б шальной охотник наскочил?

Впрочем, это я себя успокаиваю…

— Товарищ командир! Задание выполнено. В процессе выполнения сбито четыре Ю-87. Потери — сержант Сидоров из последнего пополнения. Причина гибели — нарушение приказа командира. Не удержал машину, Нестеров, в штопор сорвался…

В столовой молча едим. Этот вылет был на сегодня последним, так что до завтра отбой. Во главе стола — сиротливый стакан, полный до краёв, сверху — кусочек чёрного хлеба, густо посыпанный солью. Молча пьём и расходимся…

Утром приходит подтверждение упал за нашим передним краем. Машина скапотировала. Пилот — насмерть. Молодой пацан, и двадцати не было. Не то, что мы, старики… Жалко… И чего полез? Послушался бы — жив остался, ну, получил бы получил, подумаешь, зато отец-мать сына бы встретили. Может быть…

Сон оказывается действительно коротким меня будят уже через два часа. Немцы с ходу взяли Калинин и наращивают давление на Нарофоминск. Теперь понятно, где находятся пропавшие тридцатьчетвёрки, которые мне обещали.

Ладно, там они тоже ох как нужны. Надеюсь, что они ещё топчут траками землю, а не коптят небеса сгоревшими корпусами.

Вместо боя нас, вместе с 19-ой танковой бригадой выводят, в резерв. Впрочем, бригада — это громко сказано, в реальности же — только двадцать шесть новых Т-34. Остальные выбиты подчистую. Мои оставшиеся машины вливают в её состав, и вместо отдыха нам приходится совершать ночной переход к расположению бригады. Я понимаю, что это необходимо, что сейчас война, но с другой стороны — бессонная ночь замедлит реакцию механиков-водителей, а наводчики дадут больший процент промахов, что по закону подлости, спасёт именно того гада, который влепит нам снаряд в бензобак. Да и вымотались люди за сегодняшний день, еле ноги таскают. Но — надо…