Александр Авраменко - Огненное лето 41-го

— Чуток побольше.

— Давно воюешь?

— С тридцать девятого.

— Халхин-Гол Финляндия?

— Она самая, товарищ подполковник.

— А здесь?

Я понимаю, о чём он спрашивает.

— С первого дня.

— И жив… Молодец! Ну-ка, расстегнись.

Распахиваю полушубок. Смотри, командир. Есть чем гордиться два Знамени, Звезда, ну и Отвага. Всё, как положено!

— Орёл! Что же… На чём воевал?

— По всякому бывало, товарищ подполковник. Начинал на двадцать восьмом, потом — КВ.

— Тридцатьчетвёрки знаешь?

— Нет, товарищ подполковник. Не доводилось.

— Это уже хуже. Тут у тебя в бумагах написано, что прибыл ты на должность командира роты тяжёлых танков, согласно приказа товарища Сталина за номером ноль четыре два ноля от 9-ого октября сорок первого года. Но тяжёлых танков у меня и нет. Что делать будем, майор Столяров?

— Согласен на средний, товарищ подполковник.

— А управишься?

— А то!

Он улыбается.

— Ладно, иди в казарму. Там тебя твои орлы ждут.

Отворачивается к двери и кричит:

— Сидоров!

Двойные створки распахиваются, и в проёме появляется сержант — ординарец:

— Слушаю, товарищ командир!

— Отведи майора Столярова в казарму третьей роты. Он ей командовать будет. Да по дороге зайдите в строевую часть, чтобы на довольствие поставили.

— Есть!

— Идите.

Мы оба отдаём честь и выходим из комнаты.

— Сюда, товарищ майор…

Все бюрократические вопросы решаются одним махом, и через полчаса я уже в казарме, хожу вдоль строя своих новых подчинённых. Разные. Молодые, ещё не нюхавшие пороха пацаны, и блестящие свежими ожогами ветераны. Кто с наградами, кто — без. Ну что же, пора, как полагается, речь толкать. Останавливаюсь по центру шеренги.

— Правила у меня такие, товарищи бойцы. Их немного, поэтому нетрудно запомнить. Правило первое воюют все. Без исключений. Правило второе — кто сдрейфит, пускай себе сам пулю в лоб пустит. Проще отделается. Всем всё ясно?

Строй рявкает:

— Так точно, товарищ майор!!!

— Вопросы есть?

Из второго ряда шеренги слышен мальчишеский голос:

— А вы давно на фронте, товарищ майор?

Непорядок! Рявкаю:

— Выйдите из строя и сделайте всё, как положено, товарищ боец!

Короткое шевеление, затем стоящий впереди делает шаг вперёд и в сторону. Из строя выходит совсем мальчишка…

— Младший сержант Твердохлебов, товарищ майор. Разрешите задать вопрос?

— Вы уже задали, товарищ младший сержант. Теперь я вам отвечу. И остальным. С двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого. До этого — прошёл всю Финскую. Ещё вопросы?

— Никак нет, товарищ майор!

— Зато у меня есть, товарищ младший сержант. Давно из учебки?

— Вчера прибыли, товарищ майор.

— Встать в строй.

— Есть!

Парнишка занимает своё место.

— Кто не воевал — четыре шага вперёд! Марш!

Три четверти строя дружно выходит вперёд.

— Кругом!

Прохожу между шеренгами. Цыплячьи шеи, блестящие от недоедания глаза. Пополнение… В конце строя командую:

— Разойдись!

И ухожу в канцелярию. Сутки занимаюсь с личным составом, наконец, вроде сформированы экипажи. На следующий день получаем технику и грузимся на эшелон. Как ни странно, обходится без происшествий и эксцессов. Все машины загнаны на платформы, башни развёрнуты и закреплены. Под гусеницы забиты деревянные башмаки. Личный состав в жарко натопленных теплушках. Свистит, окутываясь паром, паровоз, короткий толчок — тронулись. Вперёд, на Запад…

…Выгружаемся на безымянном разъезде. Торопливо сгоняем танки, занимаем свои места. Антонов отдаёт команду, и мы форсированным маршем начинаем выдвигаться в сторону Клина. Туда же маршируют бесконечные колонны наших войск. Идут конники, чередой двигаются по натоптанной среди сугробов дороге грузовики, вдоль обочин, прямо по полю, в белых маскхалатах ловко скользят пехотинцы на лыжах.

Ревниво отмечаю, что ребята не первый день на них стоят, сибиряки, сразу видно. Наши танки легко мчатся по укатанному снегу. А это что за чудо? Мы обгоняем необычного вида коробочки, еле ползущие в сторону фронта. Тоненькие стволы, как бы не меньше нашей сорокапятки, узкие гусеницы. Зато башня выглядит внушительно. Массивные лобовые детали и блеск сварных швов. Неужели? Краем уха слышал, что появились союзнические танки на фронте, а вот видеть — не доводилось! Ну, наши-то куда лучше будут — с такими пукалками немца взять сложновато, да и ползут еле-еле…

Механик-водитель фасонисто добавляет газу, обходя заморские изделия. Наши орлы косятся в их сторону с чувством превосходства. Блин, вот вроде неплохая машинка этот Т-34, но лязгает, гремит! КВ не в пример лучше был! Хоть и покапризнее. Нет, будет возможность — напишу рапорт, чтобы снова дали мне нормальный агрегат, а то этот после тяжёлых танков — недоделок какой-то. Так, пора водителя менять…

К вечеру добираемся до линии боевого соприкосновения. Идущий впереди колонны штабной БА-10 останавливают четверо, по виду — большое начальство. Антонов вначале высовывается из дверцы, затем выпрыгивает и отдаёт честь. Все стоят, ждут, когда закончится беседа.

Снаружи сплошной гул. Это наши штурмуют город, над которым висит чёрное облако дыма от пожаров и взрывов… Наконец командир залезает в броневик и мы продолжаем движение, останавливаясь только перед самым городом. Григорий Павлович ставит задачу всем ротам, всем сорока пяти танкам — двенадцати Т-34 и тридцати трём Т-40.

И так ясно выбить врага, помочь нашей пехоте. А вот, кстати, и она, легка на помине! К нам спешат лыжники. Короткий разговор с их командиром, затем ребята дружно лезут на моторные отделения. Кому не хватает места — цепляются за привязанные к кормовым буксировочным серьгам тросы. Поехали!

Лёгкие машины вырываются вперёд, ведя непрерывный огонь из автоматических пушек. Тридцатьчетвёрки отстают, но зато время от времени гулко бьёт их средний калибр. Десантники кубарем скатываются с брони — это с окраины открыли огонь пулемёты. Через мгновение по башне словно сыплет горстью камешков. Попал сволочь, где ж ты есть, а?

Рации у нас нет, поэтому каждый действует по примеру командира. Кручу перископ, про себя матерясь. Ничего не вижу. Стоп! Вон он, кажется! Точно! Сложенный из глыб льда и засыпанный снегом ДОТ практически не заметен. Разворачиваю башню и пытаюсь поймать в прицел противника, благо покров, укутывающий землю, пока мягкий и машина идёт как по ниточке. На! Давлю на спуск. БАХ! Как давно я не слышал этого звука!

— Гильзу за борт!

— А?

— Гильзу выброси!

Заряжающий втыкает новый снаряд, затем подхватывает стреляный и выкидывает его наружу. Первое правило — выстрелил, выкинь наружу. Иначе очумеешь…

В душе вновь начинает бушевать та хмельная сила, что столько раз помогала мне на войне. Подчиняясь ей, навожу ствол на неприметный холмик вдали, почти на пределе дальности. БАХ! Есть! К небу вздымается чёрный столб дыма и огня, затем земля тяжело вздрагивает так, что это даже чувствуется в бешено трясущемся танке. Склад боеприпасов!