Александр Авраменко - Стальная дуга

— Гитлер! Ну ты…

Кот явился вновь. И не один! В зубах животное тащило невесть откуда пойманного зайца! [14] Реальный факт. Кошки действительно могут охотиться в лесу, и неплохо. З. П. Шаровская рассказывала, что когда они вернулись из концлагеря, их спас ждавший хозяев на пепелище дома два года(!) кот, таскавший им из леса всякую живность. В том числе и зайцев… Вскоре на очищенном от снега месте трещал костёр, на котором жарилась кое-как ободранная тушка. Гитлер удовольствовался потрохами, лётчику досталось остальное. Пусть животное и отощало к весне, тем не менее сил у Столярова прибавилось. Причём настолько, что он стащил с ноги унт и рассмотрел распухший до безобразия синий сустав.

— Знаешь, котяра, а похоже, что мы с тобой ещё легко отделались — вывих у меня! Видать, когда падал, зацепился за что-то… Отлежимся, и опять в бой! Главное — до наших дойти…

Он ещё не знал, что Красная Армия сегодня оставила Харьков под напором немцев…

Утром Владимир с трудом открыл глаза — его знобило, во рту какой-то металлический привкус. Попробовал закурить и тут же сплюнул, ощутив во рту неприятный привкус — верный признак повышения температуры. Гитлер вопросительно мяукнул.

— Похоже, кот, плохи наши дела… Заболеваю я…

Лётчик выбрался наружу и осмотрелся. Уже рассвело. Зачерпнул горсть снега, бросил в рот, чтобы утолить нарастающую жажду. Не помогло, только ещё больше пить захотелось.

— Надо идти, котяра. Надо… Иначе здесь и сдохну, как собака…

…В висках стучало. Всё плыло перед глазами. Иногда подступала дурнота и его долго рвало желчью, поскольку желудок был пуст. Самодельный костыль уже протёр комбинезон под мышками до дыры, и больно рвал уже живое мясо под мышкой. Остановившись, Столяров сдёрнул с себя щегольский шарфик из парашютного шёлка и обмотал им рогатку. Стало немного легче, но всё равно — сил уже не оставалось. Внезапно деревья перед ним расступились, и он оказался на вершине горы. Внизу расстилался небольшой хуторок дома в четыре. Мирно поднимался дымок из труб, весело блестели на солнышке белёные мелом стены хат. Донеслось квохтанье кур, блеяние козы. И в этот момент Володя потерял сознание и упал… Его тело заскользило, мелькнуло в клубах снежной пыли, в себя он так и не пришёл…

…-Пить… Пить…

Чья-то мягкая ладонь осторожно приподняла его голову и капли влаги коснулись пересохших губ.

— Вода? Нет. Молоко…

Уже почти позабытый вкус восхитительно сладкого козьего молока… Привкус мёда… Он жадно глотал, пока не выпил всё, затем его так же осторожно опустили на подушку… Подушку?! Глаза мгновенно раскрылись — перед глазами потолок из струганных досок, уже потемневший от времени. Внезапно перед ним возникла перевёрнутая почему то морда Гитлера. Тот коротко мяукнул. Затем послышался мягкий грудной голос.

— Очнулся, миленький? Ты не бойся. Немцев нема у нас. Воны редко сюды издят. А как идуть, так в нас Серко гавкать спочинае, коли воны, ироды, за три версты звидсиль…

Увидеть, кто говорит, так и не удалось пока. Голова не поворачивалась. Сил не было… Но хотелось верить. В лучшее. И он опять провалился в забытье…

Вновь пришёл в себя, когда уже стемнело. В комнате он был один. Уютно мерцала лампадка над иконостасом в углу, да женская фигура в длинной ночной сорочке тихо молилась перед ними, стоя на коленях. Длинная светлая коса длиной до маленьких аккуратных пяток лежала между лопаток, почти не шевелясь при поклонах. Внезапно хозяйка словно что-то почувствовала и, прервав молитву, обернулась — Владимир увидел молодую девушку, или женщину, в полутьме он сразу и не разобрал. Но то, что его спасительница была красива и молода, он понял сразу.

— Очнулся? Пить хочешь?

— Хочу… Если можно…

— Нужно. Я тебе и курочку зарезала, бульончик сварила. Сейчас принесу. В печке стоит, тёплый ещё.

Она подхватилась и умчалась в другую комнату. Через несколько мгновений появилась вновь, уже в телогрейке и с чугунком в руках.

— Сейчас мы тебе поможем… Сможешь сидеть?

— Должен…

Неожиданно сильные руки легко приподняли могучий торс лётчика и подоткнули под спину целую кучу подушек. Сразу стало легче. Затем ко рту поднесли ложку с ещё дымящейся едой. Владимир запротестовал:

— Зачем вы, я сам… Не так уж я и плох…

— Сам, так сам. Я помочь хотела…

Хозяйка положила чугунок ему на колени и сделала движенье, чтобы встать со стула, но Владимир успел ухватить её за руку.

— Чего?

— Вы не обижайтесь. Просто я подумал, что вы весь день по хозяйству, да ещё я вам на голову свалился. Вот и хотел, чтобы вы отдохнули…

Насторожённое выражение исчезло с её лица, она вздохнула и присела обратно на стул.

— Ладно. Ты ижь давай. Тебе надо сил набраться. А поутру дед Василь прийде. Побачит тебе. Да и ногу на мэсто поставит…

— А кто это, дед Василь?

— Та знахарь наш. Дохтура в нас немае, вбили нэмци, вот диду и лечит, коли може… Вин правильный. Не выдаст… Ладно. Поижь — поставь казанок у койци. Ось тоби поганое ведро, нужду справишь, та крышкой прикрой, шоб не воняло. Споняв?

— Понял…

— А я спати пиду…

Хозяйка вновь поднялась и устало потянулась, затем пошлёпала к выходу из комнаты.

— Спасибо вам…

Она обернулась уже в тёмном проёме:

— А? Та не за што… Ти ж летун, нимцев бьешь. Тоби кормить можно…

— А зовут вас как, хозяйка?

— Та люди Дариной кличут. Спи, летун… [15] Хозяйка в знак уважения к гостю пытается говорить на русском языке, но это у неё получается плохо.

Она ушла. Было слышно, как скрипнула щеколда на двери, затем зашуршало одеяло, и Владимир принялся за трапезу. Быстро опорожнил горшок, поставил его у изголовья деревянной кровати, затем осторожно, старясь не греметь, справил нужду и прикрыл ведро крышкой. А после уснул неожиданно крепким сном. На широкой деревянной стойке в ногах лётчика сидел чёрный здоровенный кот и смотрел на раненого хозяина загадочным взглядом зелёных глаз…

Глаза майора уже просто слипались от усталости. Ещё бы — почти шесть часов за рычагами! Зато дал механику выспаться и отдохнуть. Теперь его очередь вести машину… Александр едва успел рвануть рычаги и затормозить машину — прямо на дороге стоял человек в папахе и кожаном пальто с поднятой рукой. Щёлкнул стопор люка, майор высунулся наружу.

— Кто такие?

— Отдельный танковый батальон тяжёлых танков шестого кавкорпуса. Приданный.

— Сам вижу, что тяжёлых. Генерал Рыбалко.

Рука сама подлетела к виску.

— Майор Столяров, товарищ генерал. Следую согласно приказа к месту дислокации корпуса.

— Понятно. Сколько машин было вначале?

— Под Сталинградом — пятнадцать, товарищ генерал.