Семён Цвигун - Мы вернёмся (Фронт без флангов)

– Наши бомбят! Наши!..

Афанасьев не видел, чувствовал, как дрожат губы часового.

Далеко за лесом вспышками поднималось огромное зарево. За каждой вспышкой раздавались глухие взрывы. По масштабам зарева Афанасьев представлял силу воздушного налета, понимал, что горят немецкие склады с боеприпасами, горючим. А когда по гулу уже высоко летевших бомбардировщиков понял, что летчики возвращаются домой, не выдержал, крикнул "ура".

– Ура! – эхом отозвалось за его спиной. Только куда громче.

Афанасьев оглянулся. Прокопченко, Дьяков, Наташа, Дьяур, Карлышев радовались, как дети, и не скрывали этого.

– Здорово аэродром разделали! По нашим данным! – сказал Прокопченко. – Оперативно действуют!

Афанасьев обратился к нему.

– Утром послушайте, не будет ли вызывать Центр. Сами в эфир не выходите. А сейчас спать, друзья. Кажется, мы заслужили отдых.

На рассвете пошел плотный холодный дождь. Прокопченко включил рацию. Ровно в положенное время услыхал знакомые позывные. Через короткие интервалы они повторялись снова и снова. Не выходя в эфир, радист доложил капитану, что Центр упорно добивается связи.

– Значит, у него имеется что-то важное для нас, – заметил Афанасьев.

– В таком случае, товарищ капитан, дайте разрешение на немедленную связь. В такую погоду, я думаю, немцы за нами гоняться не будут.

Афанасьев строго посмотрел на радиста.

– Провалить базу – большого ума не нужно. – Посмотрел на часы, спросил: – Когда у нас запасное время для связи с Центром?

– Сегодня в двенадцать ноль-ноль по московскому времени.

– Значит, в запасе у нас четыре часа. Времени вполне достаточно, чтобы отойти подальше, но в другом направлении. Кроме Дьякова, возьмите еще Карлышева. Он отлично ориентируется на местности. В любом лесу чувствует себя как дома.

Вскоре три разведчика в плащ-накидках, с автоматами, с полевой рацией вышли в новый район, который был определен в создавшейся обстановке как самый безопасный.

Прокопченко под плащ-накидкой нес рацию. Опираясь на палку, чтобы не поскользнуться на мокрой траве, он осторожно обходил кустарник, искусно маневрировал в лабиринтах бурелома, в то же время старался идти строго на север, по азимуту. За ним гуськом двигались Дьяков и Карлышев, у каждого из них под плащ-накидкой деликатный груз – батареи. Они обязаны были уберечь их от дождя.

Пройдя километров двадцать от базы, подошли к домику лесника. Он укрыл их от дождя. Дьяков и Карлышев с автоматами заняли места у разбитых окон, готовые встретить непрошеных гостей.

Прокопченко развернул радиостанцию, надел наушники. Секундная стрелка часов, которые держал перед собою радист, делала последние обороты. Еще момент, он включил рацию. Точно в обусловленное время в эфире среди треска и шума множества станций Прокопченко уловил позывные Центра, взялся за ключ, и в эфир полетело:

– Я "Уран", я "Уран"… Как слышите?..

– Я "Волга"… Слышу вас хорошо. Перехожу на прием.

Прокопченко передал радиограмму, торопливо записал длинную колонку цифр, пока таинственных.

Только к вечеру, промокшие до нитки, они не вошли – ввалились в свою землянку, расшифровали радиограммы Центра.

В первой радиограмме Центр приказывал принять срочные меры к обнаружению отряда Млынского и обеспечению его устойчивой радиосвязью. Во второй лично Афанасьеву предлагалось связаться через тайник с резидентом "Отто", действующим при штабе армии генерала фон Хорна, взять разведывательные сведения, снабдить резидента деньгами. В конце радиограммы описывалось место заложения тайника.

Перечитав радиограммы, капитан Афанасьев задумался. Какие еще срочные меры принять к обнаружению отряда Млынского?.. Как проникнуть к тайнику, если он находится в центре города, оккупированного гитлеровцами?.. Набросил на плечи куртку, пошел в землянку комиссара разведывательной группы Белецкого.

Присел на лежанку, опасаясь, как бы не задеть больную ногу, спросил о самочувствии.

Белецкий виновато посмотрел на капитана.

– Если скажу, что "преотличное", – все равно не поверишь… Наташа говорит, что ходить можно будет недели через две-три.

– Слушайся ее, – посоветовал Афанасьев, протягивая комиссару расшифрованные радиограммы Центра.

– Сложная задача!

– Да. Нужно разузнать, какие пропуска действительны в городе, какой порядок передвижения поездами, проживания в гостиницах, насколько надежны наши документы прикрытия. А чтобы получить ответ, нам "язык" нужен вот так. – Капитан провел пальцем по горлу.

– И "язык" знающий, способный ответить на все эти вопросы. Попробуй поохотиться на шоссе.

– Этот вариант и изберем, Петр Тимофеевич.

– Не сочти за мелкую опеку, за азбучную истину, что ли… – Белецкий замялся.

– Говори, говори.

– Людей береги и себя… пожалуйста…

Капитан понимал – Белецкий тяжело переживает, что он пусть временно, но выбыл из строя, видит, что на каждого разведчика легла дополнительная тяжесть той ноши, которую должен был нести он, да и ухаживать за ним. приходится… Чтобы поддержать товарища, почти официально сказал:

– Я займусь операцией по захвату "языка", а ты, Петр Тимофеевич, отвечаешь за тех, кто останется на базе, и за базу, конечно.

– Добре! – повеселел комиссар. – Не беспокойся. В случае чего будем биться до последнего патрона, а последний – себе.

Когда Афанасьев ушел, Белецкий, морщась от боли, поднялся с лежанки и, прикусив нижнюю губу, стал медленно передвигаться по землянке из угла в угол. Занятый трудным делом, не заметил, как вошла Наташа.

– Петр Тимофеевич! – вскрикнула она испуганно. – Не мучайте себя! Немедленно ложитесь или…

– Невмочь мне, Наташа, быть обузой! Мне побыстрее надо научиться ходить! – И комиссар зашагал еще решительнее.

– Но вы навредите себе! Что вы делаете! Петр Тимофеевич! Ну вот…

Наташа успела подхватить Белецкого, помогла добраться до лежанки.

– Не надо больше, не надо… – уговаривала она Белецкого, как ребенка, вытирая носовым платком крупные капли пота на побледневшем лице комиссара…

На операцию Афанасьев взял Дьякова, Карлышева, Дьяура, Курбанова. К шоссейной дороге подошли под утро в густом тумане. Выбрали место, где шоссе у обрыва делает крутой поворот. Спилили березу, положили у обочины, а сами залегли в кустарнике. Курбанов взобрался на дерево, имея указание дать сигнал, когда появится легковая машина.

Через час промчался бронетранспортер. За ним несколько крытых грузовых машин. Потом еще несколько грузовых машин с солдатами. Наконец-то Курбанов трижды прокуковал, торопливо слез с дерева.

– Идет! Одна!

Березу положили поперек дороги.

Легковая машина неслась на большой скорости. Тормоза взвизгнули, машина остановилась в трех-четырех метрах от дерева. Тут же к ней подбежали разведчики.